Век невинности - [49]

Из конторы он отправил с посыльным записку к госпоже Оленской, в которой спрашивал, может ли он посетить ее вечером, и просил послать ему ответ в клуб, но в клубе ничего не оказалось: назавтра никакого письма тоже не было. Это неожиданное молчание почему-то чрезвычайно его оскорбило, и на следующее утро, увидев в витрине цветочного магазина великолепный букет желтых роз, он им пренебрег. Только через два дня пришло по почте коротенькое письмо от графини Оленской. К его удивлению, оно было отправлено из Скайтерклиффа, куда ван дер Лайдены удалились, как только посадили герцога на пароход.

«Я убежала, — отрывисто, без всякого обращения начиналось письмо, — на следующий день после того, как мы виделись в театре, и эти добрые друзья меня приютили. Я хотела успокоиться и все обдумать. Вы были правы, когда говорили, что они очень добры; здесь я чувствую себя в полной безопасности. Я хотела бы, чтобы Вы были здесь с нами». Письмо она закончила обычным «искренне Ваша», ни словом не обмолвившись с дне возвращения.

Тон записки удивил молодого человека. От чего госпожа Оленская бежала и почему она нуждается в безопасности? Сначала он подумал о какой-то смутной угрозе из-за границы, потом ему пришло в голову, что он незнаком с ее эпистолярным стилем, который, возможно, отличается живописными преувеличениями. Женщины всегда преувеличивают, к тому же она не слишком свободно владеет английским языком и речь ее часто звучит как перевод с французского. «Je me suis évadée» — выраженная в такой форме первая фраза письма могла просто означать желание избавиться от скучных приглашений, что, по всей вероятности, вполне соответствовало действительности, — он считал, что она капризна и развлечения быстро ей надоедают.

Забавно, что ван дер Лайдены привезли ее в Скайтерклифф во второй раз и притом на неопределенное время. Двери Скайтерклиффа открывались для гостей редко и со скрипом, и самое большее, на что могли рассчитывать те, кто удостоился этой чести, был зябкий уик-энд. Будучи последний раз в Париже, Арчер видел прелестную пьесу Лабиша «Путешествие мосье Перришона»,[115] и ему вспомнилась упорная и неотвязная преданность мосье Перришона юноше, которого он вытащил из ледника. Участь, от которой ван дер Лайдены спасли госпожу Оленскую, была почти такой же ледяной, и, хотя для симпатии к ней у них имелось много других причин, Арчер знал, что в основе их всех лежит мягкая, но вместе с тем твердая решимость во что бы то ни стало ее спасти.

Он был немало разочарован, узнав, что она уехала, и почти тотчас вспомнил, что всего лишь накануне отказался от приглашения провести воскресенье у Реджи Чиверсов, несколькими милями ниже по течению Гудзона.

Он давно уже пресытился шумным весельем в Хайбенке, где они всей компанией ездили на санках и на буерах, катались с гор, совершали далекие пешие прогулки по снегу и развлекались невинным флиртом и еще более невинными розыгрышами. Он только что получил от знакомого книгопродавца из Лондона ящик новых книг и предпочитал спокойно провести воскресный день дома, наслаждаясь своей добычей. Но теперь он пошел в библиотеку клуба, торопливо набросал телеграмму и велел слуге немедленно ее отправить. Он знал, что миссис Чиверс не сердится, когда ее гости внезапно меняют свои планы, и что в ее «резиновом» доме всегда найдется лишняя комната.

15

Ньюленд Арчер приехал к Чиверсам в пятницу вечером, а в субботу добросовестно выполнил весь ритуал хайбенковского уик-энда. Утром он прокатился на буере с хозяйкой и некоторыми наиболее закаленными гостями, днем совершил с Реджи «обход фермы» и прослушал в его усовершенствованной конюшне пространную обстоятельную лекцию на тему «лошадь», после чая поболтал у горящего камина с молодой девицей, которая призналась, что своей помолвкой он разбил ей сердце, но теперь горела нетерпением сообщить ему о своих собственных матримониальных планах, и наконец и полночь помог засунуть в кровать одного из гостей золотую рыбку, затем, переодетый вором, забрался в ванную комнату нервной тетушки, а на рассвете участвовал в битве подушками, которая разгорелась по всему дому, от подвала до детской. Однако в воскресенье после завтрака он нанял двухместные санки и поехал в Скайтерклифф.

Людям всегда внушали, что дом в Скайтерклиффе — итальянская вилла. Те, кому не довелось побывать в Италии, этому верили; некоторые из тех, кто там бывал, верили тоже. Мистер ван дер Лайден построил этот дом в молодости, когда вернулся из своего первого путешествия по Европе и собирался жениться на мисс Луизе Дэгонет. Это было большое прямоугольное деревянное строение, обшитое шпунтовыми досками, выкрашенное в бледно-зеленый и белый цвет, с коринфским портиком и желобчатыми пилястрами между окон. С пригорка, на котором он стоял, террасы, окаймленные балюстрадами и урнами, точь-в-точь как на гравюре, спускались к озерцу неправильной формы с асфальтовым парапетом, осененным диковинными плакучими хвойными деревьями. Справа и слева знаменитые газоны без сорняков, по которым тут и там были разбросаны по одному «образцовые» деревья различных пород, уходили вдаль, к травянистым лугам, обнесенным затейливой чугунной оградой, а внизу, в лощине, притулился четырехкомнатный каменный домик, который первый пэтрун выстроил на земле, дарованной ему в 1612 году.