Век невинности - [112]

Шрифт
Интервал

Леффертс никогда еще не был до такой степени обуреваем чувствами, которые сделали бы честь любому доброму христианину, и не возносил на такую высоту святость домашнего очага. Негодование придало язвительность его красноречию, и было совершенно очевидно, что если бы другие следовали его примеру и поступали так, как он говорил, общество никогда не выказало бы такой слабости, чтобы принять в свое лоно иностранного выскочку вроДе Бофорта, — нет, сэр, даже если бы он женился на девице из семейства Лэннингов или ван дер Лайденов, а не Далласов. А откуда у него явилась бы возможность породниться с таким семейством, как Далласы, гневно вопрошал Леффертс, если б он предварительно не пролез в некоторые дома, подобно тому как люди вроде миссис Лемюэл Стразерс сумели пролезть туда вслед за ним? Если общество открывает доступ вульгарным женщинам, вред еще не так велик, хотя польза весьма сомнительна, но стоит ему начать терпимо относиться к мужчинам неизвестного происхождения, обладателям запятнанных грязью богатств, оно кончит полным распадом — и притом в недалеком будущем.

— Если дело и дальше пойдет таким быстрым ходом, — гремел Леффертс с видом юного пророка, который одевается у лучшего портного и которого еще не успели забросать камнями, — мы доживем до того времени, когда наши дети станут драться за приглашения в дома проходимцев и жениться на бофортовских ублюдках.

— Ну, это уж слишком! — вмешались Реджи Чиверс и молодой Вэн Ньюленд, между тем как мистер Селфридж Мерри, казалось, не на шутку встревожился, а чувствительное чело мистера ван дер Лайдена исказилось гри. масой горечи и отвращения.

— Разве они у него есть? — спросил мистер Силлертон Джексон, навострив уши, а когда Леффертс попытался обратить все в шутку, старик прощебетал на ухо Арчеру: — Ох уж эти блюстители порядка! Люди, которые держат самых скверных поваров, вечно твердят, что стоит им пообедать вне дома, как у них тотчас портится желудок. Однако ходят слухи, что у нашего друга Леффертса имеются веские основания для его диатрибы — на этот раз какая-то барышня-машинистка…

Разговор проносился мимо Арчера подобно бессмысленной реке, которая бежит и бежит, потому что не знает, как остановиться. Он видел на лицах окружающих выражение интереса, удовольствия и даже радости. Он слышал смех молодых людей и похвалы арчеровской мадере, которую степенно превозносили мистер ван дер Лайден и мистер Селфридж Мерри. Во всем этом он смутно различал общее дружеское расположение к своей персоне, словно тюремщики пытались облегчить неволю узнику, каким он себя чувствовал, и это ощущение еще больше усиливало его отчаянную решимость вырваться на свободу.

В гостиной, где они вскоре присоединились к дамам, его встретил торжествующий взгляд Мэй, в котором он прочитал уверенность, что все идет великолепно. Она покинула госпожу Оленскую, и миссис ван дер Лайден тотчас же знаком пригласила последнюю занять место на позолоченной кушетке, где она восседала. Миссис Селфридж Мерри перешла через комнату, чтобы к ним присоединиться, и Арчеру стало ясно, что здесь тоже составился заговор с целью восстановить доброе имя Эллен и навсегда предать ее забвению. Его молчаливый, тесно спаянный мирок вознамерился во что бы то ни стало дать понять, что он никогда ни на минуту не ставил под сомнение ни добропорядочность госпожи Оленской, ни полноту семейного счастья Арчера. Все эти любезные и непреклонные особы изо всех сил делали друг перед другом вид, будто они никогда не слышали, не подозревали и даже помыслить ни о чем другом не могут, и из этих хитросплетений тщательно продуманного взаимного притворства Арчер снова извлек то обстоятельство, что Нью-Йорк считает его любовником госпожи Оленской. Он уловил победоносный блеск в глазах жены и впервые понял, что и она разделяет это убеждение. Открытие это вызвало хохот сидящих внутри у Арчера демонов, хохот, раскаты которого сопровождали все его попытки обсудить бал имени Марты Вашингтон[185] с миссис Реджи Чиверс и маленькой миссис Ньюленд, и так тянулся вечер — он все бежал и бежал, подобно бессмысленной реке, которая не знает, как остановиться.

Наконец Арчер увидел, что госпожа Оленская встает и прощается. Он понял, что она сейчас уедет, и попытался вспомнить, что сказал ей за обедом, но не мог восстановить в памяти ни единого слова из их разговора.

Она направилась к Мэй, и вся компания тотчас же их окружила. Обе молодые женщины пожали друг другу руки; потом Мэй наклонилась и поцеловала двоюродную сестру.

— Конечно, наша хозяйка гораздо красивее, — шепнул Реджи Чиверс молодой миссис Ньюленд, и, услышав это, Арчер вспомнил грубую остроту Бофорта насчет никому не нужной красоты Мэй.

Спустя мгновение он был уже в прихожей и набрасывал на плечи госпожи Оленской ее пелерину.

Хотя мысли его мешались, он твердо держался своего решения не сказать ничего такого, что могло бы ее испугать или встревожить. Уверенный, что ничто на свете не может теперь отвратить его от цели, он нашел в себе силы предоставить событиям идти своим чередом. Однако, когда он сопровождал госпожу Оленскую в прихожую, им внезапно овладело страстное желание хоть на секунду остаться с нею наедине у дверцы ее кареты.


Еще от автора Эдит Уортон
Эпоха невинности

Графиня Эллен Оленская погружена в свой мир, который сродни музыке или стихам. Каждый при одном лишь взгляде на нее начинает мечтать о неизведанном. Но для Нью-Йорка конца XIX века и его консервативного высшего света ее поведение скандально. Кузина графини, Мэй, напротив — воплощение истинной леди. Ее нетерпеливый жених, Ньюланд Арчер, неожиданно полюбил прекрасную Эллен накануне своей свадьбы. Эти люди, казалось, были созданы друг для друга, но ради любви юной Мэй к Ньюланду великодушная Оленская жертвует своим счастьем.


В доме веселья

Впервые на русском — один из главных романов классика американской литературы, автора такого признанного шедевра, как «Эпоха невинности», удостоенного Пулицеровской премии и экранизированного Мартином Скорсезе. Именно благодаря «Дому веселья» Эдит Уортон заслужила титул «Льва Толстого в юбке».«Сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых — в доме веселья», — предупреждал библейский Екклесиаст. Вот и для юной красавицы Лили Барт Нью-Йорк рубежа веков символизирует не столько золотой век, сколько золотую клетку.


В лучах мерцающей луны

Впервые на русском — увлекательный, будто сотканный из интриг, подозрений, вины и страсти роман классика американской литературы, автора такого признанного шедевра, как «Эпоха невинности», удостоенного Пулицеровской премии и экранизированного Мартином Скорсезе.Сюзи Бранч и Ник Лэнсинг будто созданы друг для друга. Умные, красивые, с массой богатых и влиятельных друзей — но без гроша в кармане. И вот у Сюзи рождается смелый план: «Почему бы им не пожениться; принадлежать друг другу открыто и честно хотя бы короткое время и с ясным пониманием того, что, как только любому из них представится случай сделать лучшую партию, он или она будут немедленно освобождены от обязательств?» А тем временем провести в беззаботном достатке медовый не месяц, но год (именно на столько, по расчетам Сюзи, хватит полученных ими на свадьбу подарков), переезжая с виллы на озере Комо в венецианское палаццо и так далее, ведь многочисленные друзья только рады их приютить.


Торжество тьмы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Избранное

В однотомник избранных произведений американской писательницы Эдит Уортон (1862–1937) пошли роман «Век наивности» (1920), где писательница рисует сатирическую картину нью-йоркского высшего общества 70-х годов прошлого века, повесть «Итан Фром» (1911) — о трагической судьбе обедневшего фермера из Новой Англии, а также несколько рассказов из сборников разных лет.Вступительная статья А. Зверева. Примечания М. Беккер и А. Долинина.


Рассказы

В книгу вошли рассказы Эдит Уортон из сборников разных лет.Примечания М. Беккер и А. Долинина.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.