Веер маскарада - [22]

«Ты страдаешь из‑за своей же глупости, Эмма! — повторяла я себе и каждый год, каждую свободную неделю проводила в Лессе. — Ты однажды станешь совершенно безумной, а ведь не имеешь права его ревновать! Он таков, пойми. Он таким был, когда ты еще даже не родилась!»

Уговоры помогали, стягивали узлом бунтующее сердце, но оно рвалось наружу всякий раз, когда я снова и снова натыкалась на истории похождений киашьяра, и путы до боли впивались в сгусток мышц и крови, причиняя нестерпимую боль. Я умирала, задыхалась, но никто не знал об этом. Восковая маска с надписью на лбу «старый друг» скрывала все.

В детстве казалось, что все самое лучшее должно быть моим. И даже не имело значения, что думают другие. Я первой брала пирожное с подноса, первой рассматривала чужие подарки. Я даже однажды взобралась на недостроенную башенку у северной подъездной дороги, где отец собирался возвести стену, потому что хотела первой увидеть открывающийся вид.

В Лессе все происходило точно так же. Вира часто ругала меня за разграбленную кухню и опрокинутые статуэтки, но моей потребности в исследовании это не умерило. Почти все легарды не разделяли настроений сестры, уверяя ее, что в Академии мне привьют хоть немного дисциплины, и оказались правы.

По крайней мере, я отучилась всюду совать свой нос, даже не зная, не оторвут ли мне его за любопытство.

Останься я прежней, обязательно попробовала бы заполучить Кланта. Любым путем, любыми средствами, но не сейчас, когда и так понятно, что легард воспринимает меня только как сестру. Даже этой девчонке, что трясясь, крадется по коридору, чтобы поскорее скрыться от чужих глаз, внимания досталось куда больше.

С обидой поджав губы, я открыла дверь в свою комнату и поскорее зашла, решая, что же мне делать дальше. Оставаться один на один с собой не хотелось. Зная себя, не трудно предположить, что запрусь в каком‑нибудь углу и буду долго с упоением жалеть маленькую Эмму, а потом целую вечность с болью выскребать из души все эти грязные мысли.

Я наскоро переоделась и направилась вниз, собираясь нанести утренний визит старой королеве. Ее я отыскала в большой круглой столовой, двумя уровнями ниже библиотеки, где бабушка Клео сонно завтракала, собственноручно намазывая ягодный джем на кусочки свежего хлеба.

Мне трудно было вести себя как обычно. Несколько раз я стремительно пробежалась по комнате, вызвав недоумение у женщины. На третий раз она отложила в сторону нож и мягко спросила:

— Что тебя беспокоит, деточка?

— Да ничего не… — попыталась убедить я женщину, подошла к дубовому шкафу и, с наигранным энтузиазмом выхватив с полки книгу, открыла ее на середине.

— Но я же вижу, — заметила Клео, глядя на меня с хитрым прищуром. — Или хочешь, старая королева расскажет тебе, о чем ты думаешь?

— Вы ведь не умеете читать мысли, — искривила я губы, стараясь сдержать горькую усмешку.

— Мне это и не нужно, — пожала плечами королева и встала, взмахнув широким рукавом расшитого рисунками птиц халата. Проходя мимо, Клео остановилась, пытаясь поймать мой взгляд, но я уклончиво отступила. Но что такое мои попытки, когда имеешь дело со столь опытным противником? Королева просто жестко взяла меня за подбородок и заставила на себя посмотреть.

— Так я и думала! — констатировала она и позвонила в серебряный колокольчик. — Ничего не поменялось.

Я несогласно покачала головой и хотела уверить женщину в ее неправоте, но она меня перебила:

— У тебя на мордашке все написано. Столько лет прошло, а ты до сих пор в него влюблена. И не говори, что я ошибаюсь!

Вот и что я могла ответить этой прозорливой эксцентричной особе? Мне ничего не оставалось, кроме как покаянно кивнуть.

— Ну, я же так и знала! — вздохнула королева, раскуривая тоненькую сигару, вставленную в мундштук. — А он, такой — сякой… даже не обращает на тебя внимания. На празднике и вовсе закрутил шашни с какой‑то рыжей девчонкой. Тебя это расстроило?

Я вздохнула и вновь кивнула, пара крупных слезинок окрасили страницы книги мокрыми пятнами.

— Ну — ну, моя девочка! — королева отобрала у меня книгу и усадила в кресло. — Зачем расстраиваться? Будто ты его не знаешь?

— Я не понимаю…

— Чего, деточка? — удивилась Клео.

— Почему я не могу избавиться от этого, забыть, разлюбить? — Наверное, спрашивать было глупо, но мне очень хотелось. — Мы ведь никогда не сможем… Я была еще маленькой. А он во мне даже не видит… Люди такого бы не поняли…

— Знаешь, милая, — пробормотала королева, выдохнув облачко дыма, — ничего не происходит просто так! Есть души, которым суждено быть рядом…

— А если это только самообман? — печально спросила я, глядя, как служанка заносит поднос с еще одним чайником и дополнительными чашками.

Королева не ответила, наблюдая за четкими движениями молоденькой легарды, а потом спросила:

— Эсс, зачем наливают чай в чашки?

Легарда помялась, не зная, какого ответа ждет госпожа, но тихо пробормотала:

— Чтобы выпить его.

— Вот именно. Именно так! — улыбнулась Ее Светлость. — Твой чай налит, пей.

Не зная точно, говорит ли королева прямо или образно, я взяла чашку, наблюдая как вытянутые листики шалфея разворачиваются, будто вновь оживают, наливаются цветом, встопорщивают мягкие волоски на тыльной матовой стороне. Я напряглась и переключила зрение на более чувствительное, каким пользовались легарды, рассматривая всю гамму цветов. Кипяток постепенно становился бледно — зеленым, а потом и золотисто — коричневым.