Ведущий в погибель - [59]

— Что-то от меня ускользает тайный смысл твоих иносказаний. Что ты подразумеваешь под этим?

— То, что со временем молодая любовница с извращенными наклонностями становится старой нянькой-кормилицей. Что ты будешь делать, когда ей стукнет лет сорок? Выгнать — начнет болтать; продолжать прежнюю линию… — Курт передернулся. — Бр-р… Я понимаю, что ты и сам не мальчик, однако сомневаюсь, что тебя особенно привлекают ровесницы.

— Ну, так долго я ждать не намереваюсь, — разъяснил фон Вегерхоф уже менее охотно. — Выдам ее замуж; это довольно просто. Первое — познакомить ее с тем, кто ей точно придется по душе. Второе — напомнить о традиционных женских мечтах; муж, семья, пироги, дети… Ну, а третье — сделать так, чтобы она захотела сменить загадочного вечного любовника на вполне понятного, родного и близкого мужа. Наскучить же женщине настолько, чтобы она возжелала от тебя уйти — несложно. После чего ею же совершается долгий тяжелый разговор, бурное прощание, и все остаются довольны. От упреков в мою сторону удерживает тот факт, что она ушла сама, переполненная даже, быть может, чувством вины по этому поводу; от желания откровенничать — страх перед Инквизицией.

— Отработанная схема?.. А какого мнения отец Бенедикт о твоих вычурах?

— А о твоих? — парировал стриг. — Я, замечу, кроме, как ты выразился, бутылки на полке нахожу в происходящем и простые удовольствия, без которых коротать вечность, согласись, довольно тоскливо.

— И много попадается таких мышек, тяготеющих к роли пайка?

— А тебе — неужто мало встречалось любительниц парней со Знаком? Отчего, думаешь, инквизиторы имеют такой успех у дам?.. Кроме того, — продолжил фон Вегерхоф серьезно, — я уже упоминал, что данный процесс не столь тривиален и прост, как кажется. И, чтоб ты знал, жертва испытывает не меньшее удовольствие, хотя и несколько иного характера; в том случае, разумеется, если не стоит цели вызвать страх и усугубить боль намеренно.

— Откуда тебе-то знать? — не сдержав откровенной неприязненности, бросил Курт, и стриг тяжело усмехнулся:

— Не забывай — я сам через это прошел.

Он умолк, глядя в как-то незаметно опустевшее блюдо перед собою. Вообразить фон Вегерхофа в роли жертвы не выходило, и представить себе, каким он мог быть человеком, тоже не удавалось никак.

— Да, верно, — с усилием выговорил Курт, наконец, подняв взгляд. — Как это случилось?

— Все не оставляешь надежды меня расколоть? Бесполезно. Слишком мало пива для откровений… Попробуй, — возвратив в голос прежнюю беззаботность, предложил стриг, — постная телятина. Если после этого ты не скажешь, что мой повар волшебник…

— Хозяин — стриг, повар — колдун, — пытаясь вторить беспечному тону фон Вегерхофа, подсчитал Курт. — Меня здесь явно недоставало… Ну, что ж; в таком случае, я готов выслушать еще массу приятных новостей. Как я понял вчера, обнаруженное тобою тело — не единственное из того, что известно тебе и не известно городским властям?

— Не единственное, — согласился фон Вегерхоф. — Сегодня, когда ты, наконец, способен думать о деле, расскажу все с самого начала, и начнем думать уже вместе… Итак, примерно два месяца назад, в середине января, в Регенсбурге произошел забавный incident. На улице местные головорезы прижали к стене некоего субъекта, однако субъект оказался упрямым и со своими богатствами расставаться не пожелал, посему головорезы вполне разумно рассудили, что забрать оные богатства у трупа будет куда легче. Субъект поднял крик, на который примчалась городская стража. Головорезов повязали, однако до того момента кто-то из них успел-таки пырнуть субъекта ножом. Истекая кровью, тот поразительно активно противился попыткам стражей оказать ему помощь, на вопрос о том, в какой дом или гостиницу его препроводить, отнекивался и темнил, при упоминании о враче забеспокоился… Когда до парней в шлемах дошло, наконец, что дело нечисто и надлежало бы, вообще говоря, доставить субъекта в местную тюрьму, тот достал что-то из потайного кармана и сунул в рот.

— Отравился?

— Отдал душу за минуту, а то и меньше. Вместе с ядом он закусил также клочком бумаги, который, благодарение Богу, стражи догадались таки из него выковырнуть. Половину он все же успел сжевать, остались в целости лишь несколько неполных фраз, прочтя которые, городские власти обратились в местное отделение Конгрегации. Написано было следующее: «Это последнее предупреждение. Полагаю, вы…». Это — уцелевшие первые две строки. Далее: «… все прелести вашей новой жизни». Следующие строчки расплылись и искрошились, после чего: «… Император не будет…», «… один из его…», «… стриг…», «… выбора у вас нет…», «… позор рода фо…» и, наконец, «… аши люди в Ульме с вами свяжутся».

— С первого взгляда улов неплохой, — задумчиво заметил Курт. — Кому-то предлагается оценить «все прелести» положения, в которое он попал — надо думать, на это ему было отпущено некоторое время. «Фо…» — скорее всего, «фон»; «Император», «один из его»… Один из его подданных; возможно, прежде там упоминался даже титул. «Стриг»… Один из родовитых подданных Императора — стриг?

— Судя по перехваченному письму — так.