Ведун Сар - [12]

— Ратмир! — ахнул изумленный Дидий, опознавший в предводителе константинопольских разбойников старого знакомца.

Многочисленные охранники сиятельного Прокопия густо полезли из всех щелей усадьбы. Увы, их запоздалое рвение не могло вернуть к жизни красавца магистра, лежавшего с пробитой грудью и закатившимися глазами на окровавленных плитах чужого двора. Эгидий и Орест оказались куда расторопнее комита финансов и, нахлестывая коней, сумели вырваться из ловушки, расставленной сыном матроны Пульхерии в городе, который отнюдь не был для него родным. И пока Дидий мучительно размышлял, откуда в столице Византии взялся ненавистный многим благородным римским мужам человек, кровавая сеча в усадьбе комита Андриана разгорелась с нешуточной силой. Очень скоро выяснилось, что защитников во дворце гораздо больше, чем нападающих. И отпор зарвавшемуся дуксу возглавил сам хозяин, выскочивший из дома в одной тунике, но с тяжелым мечом в руке. Дидий наконец очнулся от столбняка, сковавшего его члены, и скорее упал, чем сел в повозку.

— Гони, — прохрипел он сдавленным голосом и ткнул кулаком в широкую спину возницы. Сильные кони сорвалась с места и, проделав в рядах сражающихся широкую просеку, вынесли повозку на пустынную константинопольскую улицу. Крики за спиной стали затухать, слышалось только цоканье копыт по каменной мостовой да надсадный кашель самого Дидия, с трудом обретающего себя в новой реальности. Сколько длилось это мучительное бегство от неминуемой смерти, комит финансов определить не мог. Да и не пытался. В голове его билась испуганной птицей только одна мысль — выбраться из сотворенного руками дукса Ратмира ада, и выбраться как можно скорее. Он почти беспрестанно бил в спину возницы кулаком, словно именно в этом был его единственный шанс к спасению.

Глава 3 Князь франков

Высокородный Эмилий единолично принял решение о возвращении в Рим. Орест и Эгидий вздумали было протестовать, но Дидий, потрясенный кровавыми событиями недавней страшной ночи, поддержал комита нотариев. Константинопольцам сейчас не до римлян. Сторонники Прокопия зализывали раны и пытались спасти если не остатки былого влияния, то хотя бы крохи собственности, на которую нацелились победители. Сторонники Льва Маркелла делили добычу и посты в свите новоявленного императора. Даже сиятельный Аспар, дружески расположенный к римским мужам, только разводил руками в ответ на их просьбы и вопросы. Столица Византии признала Льва Маркелла, теперь черед был за провинциями. А такое признание требовало немалых усилий и больших денег. Ну и времени, естественно.

— Может быть, через год или два, — печально вздохнул Аспар.

— А что стало с императрицей? — полюбопытствовал сердобольный Дидий.

— Сиятельная Пелагея достигла наконец цели, к которой стремилась всю жизнь. Теперь уже никто и ничто не помешает ей целиком отдаться служению Всевышнему.

— Достойная судьба, — согласился со старым магистром Эмилий и махнул рукой возницам.

Римское посольство покидало Константинополь если и не с большим срамом, то не солоно нахлебавшись. А впереди патрикиев ждал непростой разговор с божественным Авитом, человеком решительным, жестким и не склонным к всепрощению. К счастью, у достойных мужей было достаточно времени, чтобы найти причину провала миссии и указать на нее императору. Причину искали втроем, стараясь не привлекать внимания высокородного Эмилия, задумчиво пылившего в хвосте обоза.

— А ты уверен, Дидий, что это был именно Ратмир? — спросил у комита финансов Орест.

— Я с ним разговаривал, как сейчас с тобой, — какие в этом могут быть сомнения.

— Выходит, он узнал о наших намерениях договориться с Прокопием, — сделал очевидный вывод Эгидий.

— От кого? — удивился комит финансов.

— О встрече знали мы трое, евнух Феофилакт, сам Прокопий и комит Андриан. Прокопий и Андриан убиты, Феофилакт ранен. Следовательно, никто из византийцев не мог быть осведомителем Ратмира.

— Ты хочешь сказать, Эгидий, что этим осведомителем был один из нас? — растерянно спросил Дидий. — Но это невозможно! Нас вполне могли там убить.

— Однако не убили, — сказал Орест и насмешливо покосился на Дидия. Комит финансов был никудышным кавалеристом, а потому предпочитал передвигаться по пыльным византийским дорогам в повозке, пусть и открытой всем ветрам, но все-таки избавляющей немолодого человека от болей в пояснице.

— Но это не я! — взревел обиженным медведем Дидий. — Как вы могли так подумать!

— Ты виделся с Ратмиром, — напомнил комиту финансов Орест. — И это именно он помог тебе выбраться из смертельной ловушки.

Пока Дидий пыхтел от негодования и брызгал слюной в премудрого сына магистра Литория, слово взял Эгидий.

— Был четвертый, — спокойно сказал он. — Этот человек подслушал наш разговор в беседке. Ветка хрустнула именно под его ногой.

— Эмилий! — ахнул догадливый Дидий. — Больше некому, патрикии.

Виновник провала миссии был найден, и комит финансов смог вздохнуть с облегчением. В конце концов божественный Авит сам допустил крупный промах, поставив во главе посольства человека, не заслуживавшего столь высокого доверия. Ну, кто, скажите, в Риме не знал, что высокородный Эмилий лучший друг агента вандалов Туррибия? И уж конечно, императору Авиту было отлично известно об отношениях матроны Климентины с дуксом Ратмиром, которые даже просто дружескими назвать было нельзя, настолько тесно переплетались интересы двух этих людей. Распутной колдунье, надо полагать, не понадобилось много времени, чтобы заставить слабохарактерного Эмилия плясать под свою дудку. Точнее, под дудку сына матроны Пульхерии. Варвары в который уже раз одержали верх над римскими патрикиями, но винить в этом следовало отнюдь не Дидия, а как раз Эмилия, предавшего как интересы империи, так и христианскую веру ради сомнительного удовольствия сжимать в своих объятиях потаскуху.