Ведовство и ведьмы в Англии. Антропология зла - [36]

[429]. Процедура «наблюдения» также носила неофициальный характер, хотя имела значение на практике. К участию в ней, как правило, за отдельную плату часто привлекались те же самые «эксперты», что проводили процедуру «прокалывания». Тем не менее, судя по материалам памфлетов, процедура «наблюдения» была вовсе не обязательной и имела место преимущественно в тех процессах, где заинтересованные в осуждении ведьм люди были способны оказывать какое-либо влияние на ход судебного расследования. К ним можно отнести все те же инициированные Мэтью Хопкинсом процессы 1645–1646 годов.

Очевидно, что все четыре рассмотренные процедуры носили субъективный характер и в сильной степени зависели как от личностей и намерения людей, которые их санкционировали и проводили, так и от царящих в конкретный момент в обществе настроений. Наиболее ярким свидетельством этого может служить профессиональная деятельность М. Хопкинса и его помощников, которым в одном только Эссексе удалось осудить больше 50 ведьм[430]. По существу, использование указанных процедур на ведовских процессах было ответом на требования времени создать эффективную систему судебного преследования ведьм в связи с введением антиведовского законодательства. Насколько она себя оправдала, в некоторой степени иллюстрируют общественные протесты 1646–1647 годов, закончившиеся оправданием для многих из обвиненных в 1645–1646 годах людей[431].

Таким образом, процесс инкорпорирования ведовства в судебную практику проходил путем интеграции в судебную систему традиционного народного опыта в отношении дисциплинирования колдовства. Это, в свою очередь, требовало общественного сотрудничества и вовлеченности в процесс преследования как официальных судебных институций разного уровня, королевской и местной администрации, представителей ученой культуры и клира, так и неформальных общественных групп из числа местного населения и их отдельных представителей. В разоблачение ведьм, так или иначе, оказывалось втянутым все местное сообщество. Весь процесс судебного преследования ведьмы носил публичный характер и сочетал в себе как официальные, так и неофициальные методы и процедуры.

§ 3. Государственно-правовая концепция ведовства и трансформация образа ведьмы

Вполне закономерно, что в основу санкционированного властью идеологического обоснования необходимости ведовских преследований в масштабах английского государства легло признание уголовной природы ведьм и их деяний[432]. Известно, что уголовные преступления всегда рассматривались обществами как наиболее опасные (и средневековым обществом в том числе). Следовательно, такая уголовно-правовая интерпретация ведовства имела большие шансы на социальное усвоение и успех.

Приучение общества к правовому толкованию ведовства, проходило практическим путем — посредством проведения судебных процессов против ведьм. Именно на них судьи, трактовавшие деяния тех, кто считался ведьмой, и выносившие им приговоры, особые следственные процедуры и ритуал казни — все наглядно демонстрировало обывателям новую установку: ведовство — тяжкое преступление против общественного благополучия и спокойствия и потому должно быть наказано. Впоследствии события и детали наиболее интересных судов облекались в форму популярных памфлетов и относительно быстро расходились по всему английскому королевству и даже за его пределы[433]. В этом смысле антиведовские памфлеты являются уникальной иллюстрацией процесса популяризации официальной позиции по отношению к ведьмам посредством судебной практики. По всей видимости, и сами авторы, так или иначе, понимали информативно-пропагандистское значение своих произведений. Подтверждение тому можно найти уже в одном из самых ранних памфлетов:

«Недавно в город славный сей,

О Челмсфорде веду я речь,

Прислали главных трех судей,

Чтобы законы уберечь.

Известный королевский суд

Стал правосудие чинить,

И трех преступников ведут,

Чтоб их дела искоренить.

Три местных дамы Сатаной

Заражены презнатно были,

Но духа грешного дела

Своею смертью искупили.

Читайте ниже вы о том,

О чем они суду сказали,

И как бумаги подписали

Признавшись в колдовстве своем.

К деяньям злобным присмотрись,

Ты, дорогой друг, и молись,

Дабы забрал Бог поскорей,

От нас сих ведьм со свитой всей.

Тут я кончаю и надеюсь,

Что ты прочтешь мои слова,

И правду, наконец, узнаешь,

Когда поймешь, что прочитаешь»[434].

Итак, необходимость приучить общество к мысли об уголовно-преступной природе ведовства повлекла за собой рождение образа ведьмы-преступницы. Создававшийся в рамках правовой концепции и транслировавшийся в популярных памфлетах, он был по своему характеру идеологическим, поэтому в значительной степени фиктивным. В этом смысле, реальные обвиняемые в ведовстве не всегда соответствовали ему и, тем более, он не был с них «списан». Кроме того, обозначенный образ ни в коем случае не отражал в полной мере реальную картину общественного восприятия ведьм и ведовства, хотя, по всей видимости, и претендовал на это. Скорее всего, в социальном плане он свидетельствует о некоторых общественных настроениях и тенденциях, с одной стороны, умело распознанных и вовремя подхваченных властью, с другой стороны, генерируемых и моделируемых ею.