Ведомые 'Дракона' - [5]

3

И наше время, правда спустя несколько месяцев после прощального разговора с командиром дивизии, все же пришло. В конце 1942 года летчики полка, передав "чаек" новым хозяевам, пололи руки своим боевым друзьям техникам, механикам, мотористам - и сели в скорый поезд Владивосток Москва.

Незадолго до отъезда в руководстве полка произошли изменения. Командиром был назначен майор Еремин. Осанистый, спокойный, с требовательным баском и волевым подбородком, он производил впечатление человека командирского склада. И все же мы без особого воодушевления восприняли его приход. Еремин был новым человеком в полку, людей не знал, да и мы не успели как следует присмотреться к нему. А ведь нас отправляли на фронт...

Заместителем командира полка по летной подготовке назначили капитана Николаенкова, который раньше возглавлял третью эскадрилью. Невысокого роста, подтянутый, он был хорошим летчиком и пользовался авторитетом у подчиненных.

Как только мы проехали Байкал, майор Еремин собрал руководящий состав и сообщил!

- Едем в запасной полк. Будем переучиваться на новые самолеты.

Наконец-то! Неважная эта вещь - неизвестность, даже на фоне радостного сознания, что с каждым днем приближаемся к фронту. Но какие самолеты нам дадут? "Яки", "лагги", "миги"? Хорошо бы получить "яки". В оставшиеся дни пути нас не покидала надежда, что наши мечты сбудутся.

И они сбылись. Прибыв на новое место, мы начали переучиваться на истребителе Як-1. Все трудились старательно, с огоньком, стремясь до винтика изучить боевую машину. К удивлению инструкторов, все наши летчики уже после двух-трех провозных полетов вылетели самостоятельно. Забегая вперед, отмечу, что после окончания переучивания командир запасного полка издал специальный приказ. В нем наш сколоченный, дисциплинированный и настойчивый коллектив ставился в пример другим подразделениям, осваивавшим новую технику.

Эскадрилью Батычко переучивал опытный летчик-инструктор старшина Алексей Машенкин. В запасном полку, пожалуй, никто не знал "як" так хорошо, как он, никто не мог соперничать с ним в технике пилотирования.

- Художник полета, - сказал о нем Пасынок, и это была заслуженная характеристика.

Понравился Машенкин всем и как человек. Скромный, общительный, с обаятельной улыбкой, он охотно делился с летчиками всем, что имел: знаниями, опытом, добротой. Алексей, как и мы, рвался на фронт. Но его не отпускали: тыл нуждался в опытных инструкторах.

- Замучил рапортами командира, - жаловался Машенкин, - но он все отказывает. А вчера пообещал посадить на гауптвахту, если снова буду надоедать.

- Не горюй, Леша, - успокаивали мы его. - Закончим переучивание, заберем с собой. Украдем...

Осторожные люди предупреждали Машенкина и нас, что такая "кража" в военное время может квалифицироваться кое-кем, как дезертирство и пособничество ему. Тогда наверняка не избежишь трибунала. Но большинство считало, что побег на фронт - поступок патриотический. Тем более такого хорошего парня, как Машенкина. Кто-кто, а он принесет больше пользы на фронте, чем в тылу.

Но как все это сделать? Пошли к Пасынку посоветоваться. А он сидит хмурый, недовольный. Таким мы впервые видели Тимофея Евстафьевича. Наверняка у него что-то случилось. Поинтересовались, в чем дело.

- В полк нового замполита назначили, - ответил Пасынок. - Мне предлагают остаться здесь.

- Как это нового? - возмутились мы. - Вместе ехали, переучивались...

- Бывают такие чудеса, - Тимофей Евстафьевич невесело улыбнулся. - Но не все потеряно. Есть последний шанс восстановить справедливость. И с Машенкиным что-нибудь придумаем. Я давно его взял на заметку. Только никому ни слова...

Через несколько дней Алексей Машенкин исчез из запасного полка. Кто-то нам сказал, что его послали перегнать под Москву тренировочный самолет для генерала Савицкого. Только впоследствии мы узнали, что все это подстроил Пасынок. Оказывается, он снабдил Машенкина письмами в ЦК партии и к генералу Савицкому, в которых просил изменить решение о назначении нового замполита и направить его, Пасынка, на фронт со своим полком. Одновременно Тимофей Евстафьевич рекомендовал генералу задержать Машенкина, с тем чтобы он в дальнейшем служил в нашем полку. Вскоре была получена телеграмма, в которой удовлетворялась просьба Тимофея Евстафьевича. А Машенкин так и не вернулся в учебный центр.

Как только мы закончили программу переучивания, нам приказали перегнать боевые самолеты на фронт, в район, где завершалось великое сражение на Волге. Посадку произвели около Миллерова, только что освобожденного от фашистов. Сдав самолеты, поспешили в город. Места отгремевших боев раскрылись перед нами неожиданной суровостью: подбитые танки, исковерканные машины, застывшие в неестественных позах трупы людей, разрушенные дома. Тяжелое безмолвие смерти. Но рядом кипела жизнь. Она шла на запад серыми колоннами войск, а на восток - торопливыми группками женщин, детей, стариков. И город, словно очнувшись от кошмарного сна, засуетился в радостной деловитости. Подумалось: вот она жизнь, торжествующая над смертью, ничто не помешает ей победно шествовать по земле.