Ведьмы - [15]

– Старшая дружина! Одно название в них и есть от слова бой. Подумаешь, бояры́! Что они могут, кроме как красоваться в стольном граде на красивых на покупных лошадях, да на княжьих советах с умным видом брагу хлестать, пока мои парни, по земле мотаясь, мечами звенят? Если хочешь знать, любой гридя из моей дружины тех лучших бояро́в стоит двух, а то и трех. Уж мои-то коней себе добывают в бою, а не за деньги покупают, тьфу! Варяги – да, воины, а бояры́ эти, тьфу, тьфу и тьфу на них, вот и все.

– Ты забыл, – сказал княжич тихо. – Ты про Кия забыл, а она ему, Кию, сестра… Слушай, что там за дело с болотным Погостом, что за история с находниками, кем перебиты, и отчего тот Погост на старом месте не восстановлен? С чего бы Облакогонителя здешнего Олтух в сторонку посреди пира волок для шепотных бесед?

Бус обрадовано взглянул на Брячко. И не потому, что рад был смене разговора, нет. Молодец племянник. Стало быть, не только медок попивал он на по́честном пиру, ушки держал на макушке.

– Сам толком не знаю. Дело тайное, давнее. Только, думается мне, варяги эти не ладожские находники. Находники как: набегут на беззащитные грады, пограбят и назад, пока дружины княжьи не перехватили и не намяли бока. Погост этот был сильный, богатый и жил самомышлением, а не княжьей волей. Даже дед твой, а его тишайшим звали не льстя, и тот, бывало, ярился и грозил прислать в Серпейский град посадника с дружиной, а сбор дани у Погоста отобрать вообще. Ну а уж когда братец его меньшой на престол княжеский уселся… как вокруг такого дела шепоту не быть, если тот шепоток звенит серебром.

– Не все я разобрал, – сказал княжич раздумчиво, – но так у них получается, что варягов перебили уцелевшие волхвицы с болота. Полагаешь, нарочно оговаривают, или что?

– Олтух калач тертый. Он бездельные речи слушать не будет. Ах, жалко я с тою Потворой не поговорил. Неспроста, я думаю, этот Дедята именно мне меч подсунул, к разговору со старухой подталкивал… А что до престола, то считал ты плохо. В Дедославле весь черный люд за нас. Роды низовые тоже старинным обычаям привержены, люди тут простые, суровые, чуть что – топор в руку, и ваших нет. Младшая дружина, низовые роды да Дедославский черный люд… не горюй, сестрич, поглядим еще, кто кого.

Собеседники встали и, увязая сапогами в песке, пошагали прочь. А лежавшая за бревном… то ли куча хвороста, то ли… да леший ее знает, что такое, вдруг развернулась и оказалась Лелей. Неподвижные глаза ее полыхали синим огнем. Что, бабуля, ждешь ли от неумеки бестолковой такого рассказа?

8

В висках стучало. Затылок будто кто придавил тяжкой потной ладонью. Олтух нащупал кольцо на твориле, навалился, откинул его в сторону и тут только понял, что глаза его плотно зажмурены, сил их раскрыть нету, а сердце бьется прямо в горле, будто хочет выпрыгнуть наружу. Ну, все. Ну, конец. Ухватят его сейчас силы нечистые, сволокут в вертепы смрадные подземные кощные на заклание, на Ящера-Кощея, подземного владыки, злое пирование… Однако все было тихо, никто его за шею не хватал и живота ему не резал. Олтух осторожно приоткрыл глаз. За отваленной крышкой глубоко в землю уходил срубный колодец, почти доверху заполненный темной водой, ни серебра, ни идола не было здесь и в помине ни сейчас, ни вообще когда-нибудь. Олтух перевел дух, вытер со лба испарину, наклонился, вгляделся. Сбоку из сруба с разных уровней выходили в тот колодец трубы, из коих сочилась в него вода, а в самую большую утекала та вода прочь. И смех, и грех, обыкновенное волхебство, понятно теперь, отчего стоит Погост среди болот, а сухо в нем, как в граде на горе. Из-под всех построек по трубам собирается вода в сей колодец, а из него по трубам же утекает в ручей, и та тухлая вода, что хотел он испить по дороге, была, верно, отсюда. Нет, не найти ему ни серебра, ни идола, до него тоже, верно, не раз искали люди неглупые за сорок-то лет.

Вода в колодце дрогнула, колебнулась вниз-вверх, глухо и неприятно забулькал, забормотал кто-то подводный. Снизу всплыл и лопнул, разбрызгивая мелкие брызги, огромный воздушный пузырь. Олтух опомниться не успел, как оказался на пороге. Аж взмок весь. Ну, дела. Водяной, что ли, у ней в том колодце шалит? Приближаться к колодцу было жутко, но и оставлять его открытым было бы уж вовсе глупо. Бабуля была пострашней водяного. Тиун осторожно подкрался к колодцу, торопясь, накинул творило, сдвинул на место козлы и с трепещущим сердцем плюхнулся на скамью у стола. И вовремя. У двери мелькнула тень, и в дом вошла Потвора.

Да нет, не вошла. Как вихрь ворвалась и сказала с порога жестким голосом:

– Ну, не скучал ли ты, милый, тут без меня? Или, может, скучать тебе было некогда?

Глаза у ведьмы вспыхивали в темноте кошачьим желтым огнем, а уж улыбалась она и вовсе по-людоедски. Олтух и рад был бы ответить, да пусто стало в голове, будто выметено, никакой завалящей мыслишки, а горло пережато насмерть, так пережато, что ни вздохнуть, ни дух перевести.

– Леля, – позвала старуха. В дверь проскользнула девчонка, видно, ведьмино отродье. – Ну-кося, поднеси гостю чарочку зеленого, сомлел он у нас, обмер.