Ведьмино отродье - [48]

— Продолжайте! — сказал Кеан.

— Я прошелся по первой теплице, но ничего не увидел. Она лежит в тени ограды и не освещается луной. Я уже собирался отправиться дальше, но мне померещилось… лицо.

— Что значит «померещилось»? — рявкнул мистер Сондерсон.

— Это значит, сэр, что все было так страшно, так странно, что я не мог поверить, что оно настоящее, кстати, потому я и молчал. Оно было похоже на лицо джентльмена, которого я встречал здесь, на мистера Феррару.

Доктор подавил готовый вырваться возглас.

— Но в то же время и не похоже. Даже больше похоже на лицо женщины — очень плохой женщины. На него падал синеватый свет, но я не понял откуда. Кажется, оно улыбалось, а горящие глаза смотрели прямо на меня. — Кром- би замолчал и растерянно потер лоб. — Ничего больше не видел, только это лицо, да так низко, как будто человек полз по полу, а сзади — длинный стебель…

— Ну, — сказал Кеан, — и что же вы сделали?

— Убежал! — признался садовник. — Если бы вы видели то жуткое лицо, то поняли бы, как я перепугался. А у двери я оглянулся.

— Надеюсь, ты не забыл закрыть ее за собой, — прорычал Сондерсон.

— Не обращайте внимания, продолжайте! — вмешался Кеан.

— При входе я закрыл за собой дверь, да, сэр, но когда я собирался открыть ее опять, я быстренько поглядел назад, а лица уже не было! Я вышел и, пока брел по лужайке, все думал, стоит ли вам рассказывать об этом, но тут мне пришло в голову, что я не обратил внимания, торчал ли в двери ключ.

— Вы вернулись проверить? — спросил Кеан.

— Очень не хотелось, — сознался Кромби, — но я пошел туда…

— И?

— Дверь была заперта, сэр!

— И ты заключил, что у тебя разыгралось воображение, — мрачно сказал Сондерсон. — По-моему, ты не ошибся.

Доктор Кеан опустился в кресло.

— Все в порядке, Кромби, достаточно.

Садовник, пробубнив «Спокойной ночи, джентльмены», повернулся и вышел из столовой.

— Почему тебя это волнует, — поинтересовался Сондерсон, когда дверь закрылась, — в такое-то время?

— Не бери в голову, — устало ответил доктор. — Я должен вернуться на Хаф-Мун-стрит, но через час опять буду здесь.

Доктор умолк, встал и вышел в коридор. Постучал в дверь кабинета — Роберт тут же открыл. Слова были излишни: в лихорадочно блестящих глазах молодого человека горел вопрос. Доктор положил руку на плечо сына и хрипло произнес:

— Не стану зря обнадеживать тебя, Роб. Я возвращаюсь домой и хочу, чтобы ты отправился со мной.

Роберт отвернулся и громко застонал, но отец схватил его за руку, и они вместе покинули этот дом теней, сели в ожидающую у ворот машину и, не обменявшись по пути ни словом, вернулись на Хаф-Мун-стрит.

Глава XXIV. Цветение лотоса

Доктор Кеан вошел в библиотеку и включил лампу на большом столе. Сын стоял в дверях, скрестив руки на груди и понурив голову.

Доктор сел, не сводя с него глаз. Неожиданно Роберт заговорил.

— Возможно ли, возможно ли, сэр, — еле слышно произнес он, — что болезнь Майры каким-то образом связана с орхидеями?

Отец задумчиво нахмурился.

— Что конкретно ты имеешь в виду? — спросил он.

— Орхидеи таят немало загадок. Их привозят из мест, кишащих необычными и страшными заболеваниями. Разве не могут они быть связаны…

— С распространением заразы? — закончил за него доктор. — Я тоже подумал именно об этом. Но пока подобных случаев зафиксировано не было. Хотя сегодня вечером я кое-что узнал…

— Что узнали, сэр? — Роберт очень заинтересовался, даже шагнул к столу.

— Пока не скажу, Роб. Мне надо поразмыслить.

Доктор поставил локоть на стол и оперся о руку подбородком. Профессиональное чутье подсказывало ему, что нужно что-то предпринять, иначе Майра умрет в течение четырех часов. Но что именно требовалось делать, не знали даже самые искусные лондонские врачи. С чем-то похожим он уже сталкивался, однако вспомнить не мог. Дикое предположение сына о связи цветов и болезни пробудило какие-то ассоциации и одновременно напомнило о рассказе садовника Кромби — и об Энтони Ферраре. Он чувствовал, что в окружающей его тьме затеплился огонек, но пока что не было ясно, в каком направлении следует искать.

И вот Роберт беспокойно мерил шагами просторную комнату, а доктор сидел, опершись на руку, и пытался ухватить ускользающее воспоминание; стрелки часов уже переползли за полночь, по капле из Майры Дюкен уходила жизнь, а он по-прежнему не понимал причину ее таинственной болезни.

Где-то вдалеке ударили куранты. Час ночи! Осталось всего три часа!

Роберт начал нервно бить кулаком правой руки о левую ладонь. Отец не пошевелился, лишь между бровями залегла глубокая морщина…

— Боже мой! — Доктор вскочил и принялся лихорадочно перебирать связку ключей.

— Что, сэр? Что?

Ученый отпер ящик письменного стола и достал внушительный манускрипт, написанный мелким и чрезвычайно аккуратным почерком. Он положил рукопись под лампу и начал быстро переворачивать страницы.

— Надежда есть! — взяв себя в руки, спокойно сказал он.

Роберт обошел стол и склонился над плечом отца:

— Почерк сэра Майкла Феррары!

— Его неопубликованная книга, Роб. Мы собирались завершить ее вместе, но смерть забрала его. Учитывая содержание, я — возможно, из чистого суеверия — отказался от мысли ее опубликовать… Вот!