Ведьмина зима - [54]

Монахи молчали.

Сергей медленно сказал:

— Если в Москве зло, то что нужно делать, дочь моя?

Вася ощутила искру надежды. Родион издал возмущенный звук, но Сергей поднял руку, утихомирил его.

— Медведя не убить, — сказала Вася. — Но его можно сковать, — она рассказала о золотой уздечке.

— Мы нашли ее, — сказал вдруг Саша. — В развалинах сгоревшей конюшни в ночь… ночь…

— Да, — сказала быстро Вася. — В ту ночь. Где она теперь?

— В сокровищнице Дмитрия, если он не переплавил ее на золото, — сказал Саша.

— Если вы с Сергеем скажете, зачем она, он ее отдаст?

Саша открыл рот, чтобы сказать «да». А потом нахмурился.

— Не знаю. Я… Дмитрий уже не так мне доверяет. Но верит отцу Сергею.

Вася знала, что ему было больно от этого. И она знала, почему Дмитрий не доверял ее брату.

— Прости, — сказала она.

Он тряхнул головой, но молчал.

— Нельзя больше доверять вере великого князя, — вмешался впервые Морозко. — Медведь прекрасно устраивает беспорядок, используя страх и недоверие. Он поймет, что вы идете, и подготовится. Пока он не связан, никому нельзя доверять, даже себе, ведь он сводит людей с ума.

Монахи переглянулись.

— Можно ли украсть уздечку? — спросила Вася.

Все монахи опустили взгляды и молчали. Она хотела в отчаянии рвать волосы.

* * *

Они долго составляли планы. Когда они закончили, Вася хотела спать. Но не только для сна, а потому что ей нужно было уснуть в своей полуночи, чтобы появился свет. Все это время, пока они говорили, она была в Полуночи. Они все были окутаны тьмой с ней. Она не знала, задавался ли Саша вопросом, что задерживало рассвет.

Когда ей хватило, Вася сказала:

— Мы сможем продолжить утром, — она встала и ушла от костра. Она нашла место, где насыпалось много старой хвои, и укуталась в плащ.

Морозко поклонился монахам. Слабая насмешка в этом вызвала злой румянец у Саши.

— До утра, — сказал зимний король.

— Куда ты? — осведомился Саша.

Морозко просто сказал:

— Вниз по реке. Я еще не видел рассвет на движущейся воде.

И он пропал в ночи.

* * *

Саша хотел корчиться от смятения и страха. Он хотел ударить по тому созданию из тени, хотел избавить разум от мысли, что он шептал во тьме его юной сестре. Он смотрел туда, где пропал демон, пока Родион глядел на него с тревогой, а Сергей — с пониманием.

— Присядь, сын мой, — сказал Сергей. — Не время для гнева.

— И мы будем иметь дело с чертом? Это грех, Господь разозлится…

Сергей недовольно сказал:

— Не людям решать, чего желает Бог. Зло лежит там, где люди ставят себя высоко, говоря, что знают, чего хочет Бог, ведь он хочет того же, что и они. Может, ты ненавидишь того, кого она зовет зимним королем, из — за того, как он смотрит на твою сестру. Но он не навредил ей. Она говорит, он спас ей жизнь. Ты не смог и этого.

Это было строго, и Саша вздрогнул.

— Нет, — тихо сказал он. — Не смог. Но, может, он обрек ее.

— Я не знаю, — сказал Сергей. — Мы не знаем. Но наше дело — люди, что беспомощны и напуганы. Потому мы идем в Москву.

Саша долго молчал. А потом утомленно бросил полено в костер и сказал:

— Он мне не нравится.

— Боюсь, — сказал Сергей, — ему до этого нет дела.

* * *

Вася проснулась в свете дня. Она вскочила на ноги и подставила лицо солнцу. Она все — таки покинула Полночь, и она надеялась, что больше не увидит тьму.

На миг она радовалась теплу. Потом стал собираться жар. Пот стекал между ее грудей и по спине. Она все еще была в шерстяном платье из домика у озера, и теперь она хотела быть в тонкой одежде.

Босые ноги ощущали прохладу росы на земле. Морозко был в паре шагов от нее, ухаживал за белой лошадью. Она не знала, был ли он рядом той ночью, или он бродил, касаясь летней земли своим инеем. Монахи еще спали, но не крепко, ведь было светло.

Мех и расшитый шелк Морозко пропали, словно он не смог удержать проявление силы в резком свете дня. Он был будто крестьянином, босым, но оставлял за собой следы с инеем, а края рубахи были в холодной воде. От него исходило немного прохлады даже душным утром. Вася вдохнула это, успокаиваясь, и сказала:

— Вот и жара.

Морозко был мрачен.

— Это работа Медведя.

— Зимой я часто мечтала о таких утрах, — сказала честно Вася. — Чтобы все было теплым, — она прошла к белой лошади и погладила ее шею. — А летом я вспоминаю, как душно в такие дни. Тебе жарко?

— Нет, — кратко сказал он. — Но жара пытается уничтожить меня.

Она виновато опустила ладонь на его, гладящую бок лошади. Связь между ними ожила, и его силуэт стал четче. Он сжал ее ладонь. Вася поежилась, и он улыбнулся. Но его глаза были далекими. Ему не нравилось напоминание о его слабости.

Она опустила руку.

— Думаешь, Медведь знает, что ты тут?

— Нет, — сказал Морозко. — И я хочу, чтобы так и осталось. Лучше два дня провести в дороге и попасть в Москву ясным утром.

— Из — за упырей? — сказала Вася. — Его слуг?

— Они ходят только в ночи, — сказал он. Его бесцветные глаза были опасными. Вася прикусила губу.

«Старая война». Дед Гриб так это называл. Она стала третьей силой, как говорили черти? Или приняла сторону зимнего короля? Стена лет между ними вдруг показалась непреодолимой, как до этого в купальне.

Но она заставила себя холодно сказать: