Ведьмин подарок - [4]

Вспомнив о мелькнувшей в соседнем боксе тени, Саи Саныч зашел туда. На экране кардиоскопа тянулась бесконечная прямая линия, свидетельствующая об остановке сердца, и непрерывно звучал зуммер. Сан Саныч отключил прибор.

Старуха лежала вытянувшись, с неплотно закрытыми глазами, ее челюсть отвисла, открыв редкие желтые зубы, что напоминало хищный оскал.

Он проверил пульс — его не было. Приподняв пальцами веко, посветил тонким лучом фонарика в зрачок — реакция отсутствовала. По всему было видно, что старуха упокоилась навечно. Сан Саныч накрыл лицо умершей простыней.

— Сан Саныч! — За его спиной возникла Света. — Приехал внук, — она мотнула головой, указывая на прикрытое простыней тело, — умершей. Хочет с вами встретиться.

— Я думаю, что это уже ни к чему. Сообщите ему о смерти… как фамилия умершей?

— Петрякова Лариса Сигизмундовна, совсем немного не дотянула до ста четырех лет.

— …о смерти Петряковой и готовьте на нее документы. Свидетельство о смерти я подпишу. Да, и ровно через час доложите мне о состоянии больного, которого мы реанимировали.

— Суворкин Александр Александрович, тридцать пять лет, — напомнила не без ехидства Света. У заведующего отделением был один недостаток: он часто забывал фамилии больных, прекрасно помня до мельчайших подробностей их истории болезней.

— Ты смотри — двойной тезка! — удивился Сан Саныч. — Словом, жду. Что-то его беспамятство уж слишком затянулось. Да, и от моего имени напишите докладную главврачу — что в реанимационном отделении на протяжении двадцати минут отсутствовало электричество, — я подпишу. Пусть разберется с технической службой.

Я торопливо вошла в высотное офисное здание, проходя через огромный вестибюль с дорогой мягкой мебелью, кивнула охране — двум неотличимым один от другого молодцам в темных костюмах и светлых сорочках, и, только войдя в лифт, немного успокоилась. Отдышавшись, сосредоточилась на предстоящем разговоре. Он обещал быть непростым, поэтому я мысленно готовилась, намереваясь сразить словом и логикой. Мне предстояло сражение с „дядей Василиной“ — нашим заместителем главного редактора, боявшегося всего на свете. Чтобы моя статья прошла и попала на первую полосу, мне надо было суметь его испугать, а значит — убедить. Я придирчиво осмотрела себя в зеркале, занимавшем полстенки просторной кабины лифта. Зеркало — это первая ложь, которую на себя лишь примеряешь сначала, а потом с ней живешь.

Из него на меня немного растерянно смотрела высокая стройная блондинка с пышными волосами, схваченными сзади в узел, продолговатым лицом, серыми глазами и слегка вздернутым носиком, одетая в строгий деловой костюм, с кожаной папкой в руке. Выражение лица отражения мне не совсем понравилось, и я придала ему непримиримость и упорство. Пользуясь тем, что в кабине находилась одна, я подрисовала глаза и губы — чуть более агрессивно, чем обычно. Взгляд стал более глубоким к весомым.

Скоростной лифт остановился на последнем этаже здания, где располагалась редакция.

Она параллельно выполняла функции секретаря и любовницы главного редактора. В редакции ее прозвали Лакмусом, так как ее отношение к сотрудникам зеркально отражало отношение шефа.

— Валерий Борисович уже несколько раз спрашивал тебя, — строго произнесла Мари, не удостоив меня ответным приветствием. — Поспеши — он тебя ждет!

— Валерий Борисович забыл дать мне для поездки редакционный автомобиль, так что в следующий раз пусть сверится с расписанием прибытия поездов или попросит это сделать секретаря, — поставила я ее на место. Не терплю хамства, тем более от Лакмуса, которая, очевидно, с главредом уже перемыла мои косточки.

— Я к себе, подготовлю собранные материалы, узнаю последние сплетни, выпью чашечку кофе, а уж затем поспешу к Валерию Борисовичу. Мари, не перепутай, когда будешь докладывать: сплетни, кофе — и на ковер!

Лицо Мари покрылось желтоватыми ядовитыми пятнами, она на мгновение потеряла дар речи и замерла, как кобра перед броском, но я не стала дожидаться ее укуса, а умчалась в свою комнату.

Марта, светловолосая круглолицая молодая женщина лет тридцати пяти, пышечка с мягкой доброй улыбкой и очаровательными ямочками на щеках, мгновенно растворилась в моем радостном настроении:

— Отлично, Ваня! Я рада за тебя!

Она поспешила выйти из-за стола, и мы, взявшись за руки, весело закружились по комнате. Ваней Марта называла меня, лишь когда мы были вдвоем, а я в отместку прозвала ее Мариком.

— Что за „бомба“? — Марта, не прерывая нашего кружения, приступила к расспросам.

— Мои результаты командировки! ДТП — наезд на человека, с погоней и стрельбой. Виновник — помощник депутата. Но это еще не все…

— Как это называется?! — раздался за нашими спинами раздраженный голос главного редактора Валерия Борисовича — крупного пятидесятилетнего мужчины, придающего большое значение своей внешности, подкрашивающего седину и истязающего себя на теннисных кортах, хотя игры этой он не любил, играя весьма посредственно.

Марта вспыхнула, сразу же юркнула за стол и начала что-то набирать на клавиатуре компьютера. Чувство собственного достоинства не позволило мне дергаться и шарахаться при виде редакционного пугала, словно суслик при виде хищника, и я спокойно объяснила: