Ведьмин Лог - [34]

– Куда пресся? – опять встала на пути Серьги на этот раз уже краснокафтанная преграда, но, прежде чем Ладейко успел что-либо ответить, черт сменил личину, да так ловко, что никто на это не обратил внимания.

– Это ты у меня спросил?! Рыло твое свиное! – рявкнул он, ухватив стрельца за ухо, и стрелец обомлел, узнав в Пантерий родного сотника, зверя, каких поискать и не найти.

– Звиняйте, ваше высокородие! – побелел он глазами, и весь караул вытянулся в струнку.

– Я тебе покажу «звиняйте», – взбеленился черт, выворачивая ухо, – я с тебя шкуру спущу, со стервеца!

Серьга бочком протиснулся вдоль стены, а я, решив, что мне будет как раз удобно просочиться с другого бока, прыгнула и неожиданно стукнулась лбом о невидимую Ланку, которая, пользуясь моментом, видать, кралась на цыпочках. Сестра от неожиданности взвизгнула, да прямо в ухо кашевару. Кашевар плеснул в нас кипятком, и я заорала:

– Сдурел?!

Окрик мой произвел на него странное действие – вместо того чтобы извиниться, он завопил во всю глотку:

– Ведьмы!!!

Я вякнула, взлетая вверх, – это Ланка ухватила меня за шкирку. Сестрица понеслась скачками по площади, а я визжала, пытаясь вывернуться, шипела, плевалась и выпускала когти. Народ с пиками и саблями, рыча грубыми мужскими голосами, вскидывался и бежал в ужасе, опрокидывая котлы, уставленные шалашиками пики и пищали, давя друг дружку и пугая коней. Наконец Серьга, перехватив по дороге Ланку, вырвал меня из ее рук и зашвырнул в окно, на второй этаж малгородской управы.

Кувыркнувшись пару раз в воздухе, я благополучно приземлилась на когти, на корню губя чей-то чинный ужин. Чашки, миски и прочая посуда полетели на пол, я кубарем пролетела по столу, размазывая спиной горчичный соус и едва успела прикусить себе язык, чуть не ляпнув: «Здравствуйте, дядя Ким».

Малгородский голова Ким Емельянович выпучился на меня, как-то сразу узнавая, сграбастал в ладони и, сюсюкая, начал плести какую-то ахинею, кланяясь перед гостями:

– Кошечка, миленькая, нашлась, Мариш… Машеньки, дочурки любимица. Нагулялась, стервь! – и так вцепился в шею пальцами, что я испугалась – задушит.

Гости головы сидели забрызганные с макушки до пояса угощением, и чувство досады боролось в них с желанием немедленно утопить меня в нужнике. Тот, что был слева, темноволосый, меланхолично кривил губы и брезгливо дергал носом. А тот, что справа, со знакомой красной епанчой на спинке стула, безошибочно выдававшей в нем командира отряда и сыночка боярина Мытного, зло выдернув из кармана платочек и скрипнув зубами, утер лицо, недовольно заявив:

– Был у меня похожий смешной случай…

– Да? – вскинул бровки меланхоличный.

– Да, – рявкнул, швыряя испачканный платок на стол, сынок боярина Мытного, – поехали мы как-то раз на охоту с сыном Златоградского Императора. Увлеклись, естественно, и вдруг смотрим: ночь на дворе, не видно ни зги, а вокруг – горы, шею сломать недолго. Вдруг, глядь, огонечек вдали, одинокая избушка. Ну мы подъехали, а сын императора говорит: «Сейчас пошутю», – и тихонечко стучит в окошко. Тоненьким голоском просит, дескать, тетенька, дайте хлебушка, а то переночевать негде. Окошко распахивается, а оттуда здоровенный мордоворот и хрясь – императорскому сынку на голову горшок с помоями.

– Смешно, – согласился меланхоличный, рассматривая свою забрызганную одежду так, словно не знал, что с ней делать.

Голова тем временем подсуетился – шнырь в коридор, а оттуда тут же девки – оттирать и отмывать гостей. Сам же Ким Емельянович на цыпочках, словно вор в родном доме прошмыгнул в темную кладовую и там, запершись на щеколду, вдруг принялся меня трясти двумя руками так, что мою голову мотало в разные стороны и сделалось дурно.

– Вы что же, с бабкой вашей, смерти моей хотите?

– А ну хватит, у нее сейчас голова оторвется! Не погремушка, чай! – решительно остановила это издевательство сестра.

Ким Емельянович присел и в страхе оглянулся вокруг, но, поскольку не видно было ни зги, робко спросил:

– Кто тут?

– Да нет тут никого, – успокоила его сестрица.

Голова не поверил, дрожащими руками запалил лучину и с ужасом убедился, что кладовая действительно пуста. Я покачала головой и, как могла, пожала плечами, всем видом показывая, что я тут ни при чем. Испуганный голова взвизгнул:

– Маришка, не дури!

Стоило ему подать голос, как в дверь с той стороны зло бухнули:

– А ну открывай, чертов сын! Знаю, что с ведьмой там прячешься. Открывай, а то дом запалю!

Мы со страхом переглянулись, поняв, что попались: бежать из кладовой было некуда, к тому же щеколда – хрясь – сама собой выдвинулась из пазов. Голова икнул, а я тихо взвыла, поскольку на пороге стоял собственной персоной боярин Яким Мытный. В бобровой шапке, тяжелом плаще, весь такой из себя пузатый и бородатый.

– Ужо я с тобой посчитаюсь, казнокрад! – погрозил боярин пальцем, сам вваливаясь в кладовку и осторожно прикрывая ее за собой.

– Я… Я… – затряс подбородком Ким Емельянович.

– Взятку предлагаешь? – сурово нахмурил брови боярин, задвигая щеколду на двери, и голове не осталось ничего другого, кроме как обреченно кивнуть.

– Телегу дашь, – тут же перешел к делу практичный вельможа.