Ведьмин Лог - [2]

В одном из окон молокановского дома моргнул, на мгновение пропал и снова разгорелся светильник. Прошка напрягся, это был ему знак, что девка вновь собралась куда-то на ночь глядя. Она вообще последнее время зачастила с прогулками, не подозревая, что каждый ее выход документируется, а места нечестивых обрядов потом осматривают и описывают в присутствии верных людей, дабы потом предоставить сии свидетельства Великому Князю как доказательства злого умысла.

Последние три ночи девка ходила все чаще на окраину с угломером и подзорными трубами, что-то высматривая на небе и тщательно вписывая в тетрадь, делала непонятные расчеты, при этом, путаясь, ругалась на неведомом языке, от одного звучания которого Прошке делалось неуютно.

Скрипнула дверь, и Малой перестал дышать, вжимаясь всем телом в холодный сырой камень стены. В добавление к жидкому огоньку, освещавшему крыльцо гостиного двора, из дверей выплыл еще один. Управляющий умолял постоялицу взять с собою слугу для удобства, почета и сбережения от воров, но якимовская полюбовница ни разу еще не согласилась на фонарщика. Не нуждалась она в провожатых.

Прошка привычно отметил, что ведьма и нынче осталась верна себе в умении удивлять и выделяться, надев по случаю дождя широкий, до полу плащ, сшитый едва ль не из змеиных шкурок. Во всяком случае, он казался необычайно легок, и в свете фонаря видны были чешуйки. Из рук слуги она приняла потертый кожаный баул, не тот, где хранились астрономические приборы, а с зельями и колдовским припасом. Ну и правильно, в такую ночь какие могут быть к свиньям звезды, впору лодку искать, чтоб, коли в сине море смоет, не утонуть.

Чувствуя, что завтра точно сляжет на день с жаром, Прошка неспешно побрел по улице вслед за девахой, кляня обоих Сильвестровских, которым больше заняться нечем, и себя дурака. Одним словом, изображал запозднившегося выпивоху, который еле тащится, запинаясь нога за ногу, сам не зная куда, и бормочет себе под нос полусонно.

Деваха впереди несколько раз оскальзывалась, чуть не падая в сточную канаву, бурлящую дождевой водой, и на всяком перекрестке поворачивала вправо. Малой удивлялся, про себя прикидывая, что эдак они за час обойдут весь Торговый квартал по кругу, вернувшись в конце к тому же крыльцу. Он даже задумался было, уж не обнаружила ли его смуглянка, но тут девица как раз дошла куда хотела. Прошка удивился опять, поняв, что она стучится в калитку собственной гостиницы, только со стороны заднего двора, в широкие ворота которого могли въезжать телеги и где была конюшня для постояльцев, путешествующих верхом или в карете. Сильвестровские, опасаясь, что однажды ведьма ускользнет от них этим путем, настрого предупредили управляющего, чтоб он не пускал девицу на зады, не подав условного знака, и на самом дворе держал сколько мог, под любым предлогом. Малому сделалось интересно: для чего златоградской берендейке понадобилось так кружить? Он собрался было подобраться ближе, но тут сторож, рассмотрев в окошечко калитки знакомое лицо, поспешно распахнул двери и приподнял тусклый ночник, сторонясь и давая гостье пройти. На миг они оказались так близко друг от друга, что парнишка, которому в этот вечер выпало караулить задний двор, не заметил в руке вошедшей безразлично сверкнувшего ножа, а когда тот вошел ему под ребра, было уже поздно.

У Прошки словно морозом сковало внутренности. Калитка закрылась, не скрипнув, улица была пуста, и он, разом забыв все правила филерского дела, замер столбом посреди мостовой, не в силах справиться с потрясением от вида столь хладнокровного и жуткого злодеяния, свидетелем которого стал. Крашенные охряно-желтым ворота теперь показались ему зловещими, и в свете блиставших непрерывно молний мерещились страшные картины о том, как ведьма идет сейчас по этажам, разя всех без разбора, кровь заливает наборные полы, люди кричат, а в темных углах скулят, приплясывая от нетерпения, уродливые чудища, купившие ведьмину душу. Как завороженный он подошел к воротам и толкнул легко поддавшуюся створку, плохо понимая, зачем он это делает и сколько простоял в беспамятстве. Ведьма словно только его и ждала, шагнула к Прошке из тени навеса, под которым сохли дрова и стоял верстак для срочного мелкого ремонта. Ни слова не говоря, она ткнула пальцем в тело мертвого уже сторожа и показала, где надо подвесить, сама, спешно взявшись за метлу, вымела дощатый пол под ним, чтобы кровь капала на чистые доски, разливаясь. Самым страшным Малому казалось в тот миг то, что он ничем не может противиться ведьме. Его бабка тоже, бывало, зачаровывала скотину, заставляя покорно терпеть лечение или молчать, пока ее режут.

Двор, который и ночью не бывал безлюден, теперь пустовал. Малой не решался думать, от чего так: его завязывало в узлы от страха, а кто-то чужой шевелил Прошкиными руками, делая нужное страшной девке. Вдвоем они завершили приготовления. Ведьма настолько сильно проникла в его голову, что временами он начинал понимать смысл творимого ею обряда, конечной целью которого было соединить два разных места, используя испуганного филера и мертвого сторожа. Она добилась своего, и вскоре посреди начертанного кровью круга появились две смутные фигуры в таких же безразмерных змеиных плащах с глубокими капюшонами, делавшими одинаковыми мужчин и женщин. Прошку обуяло отчаяние: ему представилось, что это огромный мрачный демон, представление о котором недавно давали бродячие актеры в доме Сильвестровских, – так несоразмерно велик оказался один из пришельцев – на две головы выше Малого.