Ведьмин круг - [34]

Высик раздраженно заходил по комнате.

- Эк вас разобрало, - сказал Игорь Алексеевич, приготов­ляя еще по одной порции разведенного спирта.

- Разберет тут... - проворчал Высик.

Образ мертвого Берестова неотступно преследовал Высика: он очень живо видел своего помощника застреленным, одно­временно сохраняя глупое неверие в его смерть, так как уви­деть труп воочию ему пока не довелось. От яркости этого воображаемого образа, покачивавшегося на холодных волнах неве­рия в случившееся, в Высике все больше закипала лютая ярость. И чем больше она его забирала, тем четче работала голова: от­резвляющая ярость, стимулирующая работу мозга.

Он принял от врача мензурку, они чокнулись, выпили. А врач разглядывал Высика с новым вниманием.

- Что-то отчаянное вы задумали, - сказал он. - И сами не знаете, трезвый расчет ведет вас или...

- Что - «или»? - Высик заметно ощетинился.

Врач произнес несколько фраз по-французски. По тому, что эти фразы были пронизаны жестким ритмом и на слух улавли­вались рифмы, Высик догадался, что Голощеков продеклами­ровал какие-то стихи.

- Вы думаете, я хоть что-то понял? - спросил он.

- Это Бодлер, - сообщил врач.

- Ну и что с того?

- Да, конечно, - врач размышлял. - Мне недавно новый перевод этих строк попался, очень неплохой...

Тот бросает свой дом, чтоб укрыться в туманах,

Тот бежит от проклятой отчизны, а тот

От жестокой Цирцеи, от запахов пряных,

Заблудившийся в женских глазах звездочет.

Чтоб животным не стать на прельстительном ложе,

Он спешит небеса и пространства встречать,

Зной и холод оттиснутся бронзой на коже

И сотрут поцелуев постыдных печать...

- Так и вы свое собственное бегство замышляете, разве нет? - подытожил врач.

Высик остановился перед ним.

- По-вашему, я втрескался в эту... Плюнькину?

- Во всяком случае, вы готовы рискнуть жизнью, чтобы за уши вытащить ее из беды, - мягко проговорил врач.

- Вовсе не поэтому я готов рискнуть жизнью! - огрызнулся Высик. - Я хочу наказать убийц! И разгромить все эти банды торговцев морфием! Под корень их выжечь, понимаете? И я этого добьюсь - так или иначе!

- «Иначе» - это как? - осведомился врач. - Если вы по­гибнете, то я должен буду передать гроссбух, который для вас так важен, в органы? Причем не в районные, а в выше­стоящие инстанции - вы боитесь что в районе гроссбух мо­гут и уничтожить, потому что в нем имеется что-то страш­ное для районных чинов? Поэтому и не хотите официально присоединять гроссбух к делу - чтобы у вас его начальство не забрало «для ознакомления» да не уничтожило, обставив пропажу гроссбуха так, что за руку не схватишь? Ваша просьба, получается - это как бы завещание на случай ва­шей смерти. Верно?

- Может, верно, а может, и нет, - сказал Высик. - Очень у вас богатое воображение...

- Мы уже говорили, что за полтора года хорошо научились друг друга понимать.

Высик поглядел на часы.

- Пора. И Митрофанов, небось, изнемог... А насчет жен­щин, это вы по делу процитировали. Цирцеи, или как их там. Ведьмы, настоящие ведьмы! И при том ведьмы, медом нама­занные. Чуть зазевался - и прилип к ним. А? Но я-то не зазе­ваюсь!

Врач только пожал плечами и стал надевать пальто.

Они выходили, когда Высик спросил:

- Скажите... А вот вы от чего могли бы бежать? От «про­клятой отчизны»?

- Не провоцируйте, - сказал врач.

- И все-таки? - настаивал Высик.

- По-моему, на эту тему еще Лермонтов высказался. - Врач пропустил Высика вперед и запер входную дверь.

- То есть?

- «Прощай, немытая Россия», - напомнил врач.

- Так то же «страна рабов, страна господ», - заспорил Вы­сик. - А у нас ни рабов, ни господ больше нету.

Врач ничего не ответил, и Высик подошел к покорно ждав­шему во дворе Митрофанову.

- Пойдешь с Игорем Алексеевичем в этот дом, покажешь, где видел тайник. И никому - ни слова! Проболтаешься - поса­жу, а в тюрьме выпивки не будет!

- Все понял, все понял, начальник, - закивал Митрофанов.

- Значит, если утром я не... В общем, будете знать, что де­лать, - сказал Высик врачу и, резко повернувшись, пошел прочь, не оглядываясь и не попрощавшись.

На пути к отделению милиции его перехватил милиционер, которого Высик посылал в загс и на кладбище.

- Ну, что? - спросил Высик у милиционера.

- Могила как могила. Очень ухоженная. Получше большин­ства других. Такое впечатление, что ее чуть ли не каждый день прибирают и с цветочками возятся.

- Так я и думал. А насчет родословной покойного?

- Отец - Уклюжный Павел Прохорович. Единственный сын, других детей не зафиксировано, ни в браке, ни на стороне. Мать - Уклюжная Полина Александровна, урожденная Анастасьева. Судя по датам ее смерти и рождения сына, умерла из-за тяжелых родов, послеродовая горячка, наверное, или что-нибудь подобное. Боль­ше они, за неимением времени, ничего не накопали. Хорошо еще, что и эти данные сохранились, ведь столько лет прошло.

- Пока что данных достаточно. Иди, передохни. Сегодня всех ждет трудная ночь...

Время близилось к восьми, уже темнело. Высик завернул в отделение милиции, отдал кое-какие распоряжения и поднялся к себе в кабинет. Сняв трубку с телефонного аппарата, он по­звонил.

- Почему так долго молчал? - накинулся на него опер.-Дела серьезней некуда, мать твою, а ты только сейчас изволил...