Ведьмин дом - [23]

Серегу пинком втолкнули внутрь – и тут же дверь за ним захлопнулась. Он остался стоять на пороге, растерянно хлопая глазами.

Камера оказалась огромной, точно зал. Яркий, чуть синеватый свет лился со всех сторон – под потолком были развешаны люминесцентные лампы.

В дальнем конце находился огромный, заваленный бумагами стол. За ним кто-то сидел, согнувшись в три погибели, и писал большим гусиным пером. В стенах слева и справа виднелись глубокие ниши. Серега, оглядывая камеру, поежился. Ему показалось, что там кто-то прячется. Но так ли это, увидеть не удалось, потому что человек за столом выпрямился и поднял голову. Серега вздрогнул – человеком этим был Санька.

Зеленую куртку со звездой он сменил на синий рабочий халатик. На голове у него торчал темный берет с хвостиком. А руки – в рыжих резиновых перчатках.

– Ну, здравствуй, здравствуй, Серый, – ласково произнес он и вышел из-за стола. – Устал, наверное, с дороги? Да ты присаживайся, не стесняйся.

И тут же сзади поставили стул. Пришлось сесть. Стул скорее походил на кресло, у него была высокая, выше Серегиной головы, спинка и широкие подлокотники. Чьи-то осторожные, но уверенные руки быстро пристегнули ему ремнями локти. И таким же широким бурым ремнем охватили шею, намертво присобачив ее к спинке кресла.

– Не жмет? – заботливо поинтересовался Санька. – Если жмет, ты не стесняйся, скажи.

Серега молчал, глядя на него в упор. Чего он ломает комедию? Или так обычно начинают допрос?

– Я смотрю, у тебя знатный шрам на плече, – продолжал меж тем Санька. – Ты уж извини, погорячился я в лесу. Не стоило мне, конечно, руки распускать. Мы же вообще против подобных методов. Но и ты должен меня понять! Ты же мой личный раб, мне тебя сам Князь доверил – и вдруг ты бежишь! Знаешь, как я за тебя волновался! А вдруг бы ты от жары сдох или в болото провалился? Я бы о тебе тосковал. И вообще, ты раб, значит, вкалывать должен. А сегодня из-за тебя ваша бригада план не выполнила. Придется теперь их наказывать. Не жалко своих ребят?

Впрочем, ладно, с этим успеется, давай-ка лучше нашими делами займемся. Ты, конечно, понимаешь, что нарушил главный закон Замка, а?

Серега молчал, уставясь в железные плиты пола.

– Не слышу ответа, – чуть суровее произнес Санька.

– Ну, понимаю, – отозвался Серега.

– Очень хорошо, что понимаешь. Это уже большой прогресс. А знаешь ли ты, что тебя за такое дело наказать придется?

– Ну, знаю.

– Отлично. Ты умнеешь прямо на глазах. Тогда дело за малым. Давай решим, как же тебя наказывать? Ты-то сам что думаешь? Какие есть идеи?

– Я не знаю.

– Смотри, Серый, я в тебе разочаруюсь. Ты же не первый год в Замке, должен понимать. Неужели никаких идей нет?

– Ну, выпороть.

– Выпороть? Оно, конечно, не помешает. Розги тебя еще ждут. Но этого мало. Что главное в наказании? Ну? Говори быстро!

– Чего ты пристал? Откуда я знаю?

– Ну вот, заладил: не знаю, не понимаю… Нечего дурочку строить, знаешь ты все прекрасно. Главное в наказании – это воспитательное воздействие. Надо, чтобы все поняли, в чем твое преступление. Помнишь, как наказали Билла? Кстати, за ту же провинность, что и у тебя.

Серега вспомнил худого, ободранного мальчишку, прикованного за ошейник к обложенному дровами медному столбу, струю бензина из блестящей канистры, лохматое желтое пламя в клубах дыма…

– Успокойся ради всего святого! – вскричал Санька, заглянув в Серегины глаза. – Что ты! Стоит лишь пошутить, а у тебя уже, глядишь, и слезки потекли. Никто тебя сжигать пока не собирается. Как можно?! Ты же мой любимый раб. Я к тебе давно примеряюсь. Еще с тех времен, сам знаешь. Я вижу, ты хороший пацан, смелый. Ты только сейчас малость сдрейфил. Ну, это понятно. Провинился, теперь ждешь возмездия… А вообще-то ты молодец. И честный ты, и слово держать умеешь. Уж я-то знаю. И добрый ты – друзей защищаешь.

Хотя они, друзья эти, заложили тебя и губы платочком вытерли. Знаешь, что я тебе скажу? Если бы ты не был рабом, я бы с тобой подружился. Мне ж одному скучно здесь. Все кругом взрослые, у всех свои дела, даже в индейцев поиграть не с кем… Слушай, может, ты есть хочешь? Только кивни – я сейчас. Люди мигом принесут.

Серега молчал. Яркий свет ламп слепил глаза, текли по щекам острые злые слезы, катились мутными дорожками. Огромное пространство комнаты медленно поворачивалось в себе самом, какие-то струи бурлили, крутились в горячем воздухе. А стены незаметно клонились вниз. Но Серега знал, что они не упадут.

Санькин голос доносился откуда-то издалека, хотя сам Санька стоял прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки. Сейчас, когда он не ругался и не бил, а говорил настырно-ласковым голосом, Сереге было особенно противно. Потому что добрым Санька быть не может, он гад. Просто сейчас он что-то замышляет. Но что именно? Или просто издевается перед тем, как дать приказ палачам?

– Не хочешь есть? Ну что ж, не надо. Ты, главное, не стесняйся. Передумаешь – скажешь. И вообще, ты, Серый, меня не бойся. Я же тебя очень строго наказывать не буду. Так, для порядка. Порядок-то должен быть, как ты считаешь?

– Я, что ли, этот порядок устанавливал? – огрызнулся Серега. Пусть Санька не думает, что он сдался.