Ведьма войны - [8]

– Так давай помогу! Неудобно ведь одной-то, – взяла подругу под локоть юная чародейка и решительно повела к острогу.

Полонянки провожали белокожую женщину изумленными взглядами. Устинья внимательных глаз покамест не замечала, но чародейка знала, что это ненадолго. Женское любопытство – страшная вещь. Особенно если его поддержать наговором, подпиткой эмоции и наводящими подсказками. Но сегодня слух, понятно, разбежится только между своими и до тех, кто говорит по-русски, не доберется.

Шитье сапог – дело несложное. Однако же одному управляться неудобно, а потому помощь подруги Устинья охотно приняла. Вернувшись на двор, казачка достала из мешочка размятую накануне кожу, скинула старую обувку, поставила ногу на край отреза. Митаюки, подобрав возле очага уголек, опустилась перед ней на колени, загнула короткий край спереди, закрывая ступню, а длинный прижала сзади.

– Тебе длинные нужны, милая Ус-нэ, али короткие? – поинтересовалась девушка.

– Почему ты называла меня «Ус-нэ», Митаюки? – вскинула брови казачка.

– Слышала, Маюни тебя так кличет. Забавно звучит, мне понравилось.

– Ну его, придумывает, – отмахнулась Устинья. – До колена отмечай. Выше неудобно будет.

– А чего неудобно-то? Кожа мягкая, следопыт твой не зря выбирал. Обогнем плотно, пришнуруем… Старается для тебя Маюни. Сразу видно, не надышится.

– До колена хватит, – ответила казачка. – Так привычнее.

– Дело твое, Устинья. – Митаюки сделала углем отметку, загнула кожу, обернула ею ногу подруги, покачала головой: – Однако же, любит следопыт тебя, аж завидно. Глаз не отводит.

– Не нужно мне ничего этого, Митаюки! – как отрезала казачка. – Обойдусь без страстей похотливых, накушалась!

– Ножкой-то не топай, красавица, выкройку размажешь! – попросила чародейка.

– Ой, прости. – Добронравная Устинья успокоилась так же быстро, как разгорячилась, и позволила подруге провести линии в местах, где края кожи соприкасались.

Тем временем к ним подошла Тертятко-нэ, присела рядом, спросила на языке сир-тя:

– Скажи, Ми, а правда, что дикарка сия белая такое удовольствие от менквов получила, что теперь на простых мужчин и не смотрит?

«Однако же, быстро молва побежала…» – удивилась чародейка и мотнула головой:

– Не стану я иноземку о таком спрашивать, обидчива больно! – резко ответила она. – Коли узнать хочешь, у ее единокровок белокожих поинтересуйся. Им-то она уж наверняка похвасталась! Вон, у Насти хотя бы. Иди!

Тертятко, еще в Доме Девичества привыкшая повиноваться родовитой подруге, послушно поднялась и зашагала к дому атамана.

– Чего она? – Устинью боги тоже не обделили любопытством.

– Да Настя, жена атаманова, глупость о тебе ляпнула, – небрежно отмахнулась Митаюки. Менять названное имя было уже нельзя. Ведь имена на всех языках звучат обязательно.

– Какую глупость?

– Я и дослушивать не стала. – Чародейка изо всех сил изобразила озабоченность. – Смотри, много тут отрезать придется! Что скажешь?

– Больше одной пары все едино не сшить. Режь, не жалей! Волчатников в лесу много.

– Это верно! Маюни, будет нужно, еще добудет. Он ради тебя даже с трехрогом сразиться не откажется… – опять свернула на нужную тему чародейка.

Главное она уже сделала: дала подруге догадку об источнике будущих слухов. Пусть считает, что это Настя, жена атамана, болтает. Тогда уже точно Устинья помощи ни у атаманши, ни у самого воеводы русского искать не станет. А пока… Пока Митаюки развернула кожу, выдернула из ножен бронзовый клинок, подаренный ей после схватки в кустарнике, и решительными движениями обрезала кожу по угольным линиям.

– Давай, ставь обратно. Примерим.

– Великовато сильно получается, Митаюки.

– Не беспокойся, Ус-нэ. Лишнее подрезать легче, нежели недостающее добавить. Вот сейчас… – Чародейка плотно обернула кожей ногу. – Да, хорошо встает. На полпальца по краю подравняю, и будет в меру. Маюни глаза отвести не сможет. Хороший он парень. Храбрый, смышленый. Тебе с ним повезло…

Между тем небо нахмурилось, в воздухе закружились крупные белые хлопья, немедленно сдутые сильным порывом ветра. Однако небеса не сдались и посыпали на землю редкий, однако крупный дождь, капли которого ощутимо стучали по коже. Обитатели острога засуетились, побежали в стороны, укрываясь кто в башнях, кто в загородке с жарким очагом. Забежали сюда и подруги, уселись на чурбаке у стены, и Митаюки принялась ловко вертеть костяным шилом дырки для сшивки ступни. Устинья тем временем старательно нарезала тончайшие кожаные полоски, которые должны были заменить нить. Не мочалом же липовым сапожки сшивать!

– Василий! – неожиданно вскинула руку Митаюки, поманила вошедшего с тяжелой корзиной казака. – Давно я тебя не видела. Иди сюда! – И чародейка сразу предупредила Устинью: – Это друг верный мужа моего, корабельщик хороший.

– Знаю я кормщика Василия Яросеева, – не поняла ее пояснений казачка. – Чай, с нашей ватаги.

– Он тоже за припасами на Печору плавал, – проводила воина взглядом юная ведьма. – Может, хоть он чего интересного расскажет, дабы мы за работой не скучали. Любопытно же!

Василий, как и многие воины ватаги, на Митаюки искоса поглядывал, хотя на жену соратника, понятно, не покушался. Однако, раз уж сама позвала, откликнулся. Оставил корзину с уловом возле полонянок сир-тя, дабы разбирали, повернул к девушкам: