Ведьма в Царьграде - [36]
– Это мудрый Мараачи – главный шаман, – пояснил русам старый Здыб. – Он очень сильный колдун. Только ему под силу усмирить бешенство пленного Волка. Но сейчас Мараачи и его подручным полагается приготовить Куелю к отправке в иной мир. У печенегов это важно, для них тело все равно что удобная и привычная одежда. Ее надо сохранить для следующей жизни.
Он еще что-то говорил, когда шаман Мараачи, все так же приплясывая, прошелся мимо русских гостей и вдруг замер. Святославу показалось, что тот сквозь прорези в кожаной маске пристально поглядел на него. Князь оглянулся: шаман пялился не на него, а на Малфриду. Та тоже не сводила с Мараачи глаз. Даже улыбнулась и кивнула, будто старому знакомому.
– Знаешь его? – спросил князь, когда шаман с подвыванием поскакал дальше. – Он ведь в маске, как могла узнать?
– Я его чую. Виделись мы. Давно, еще когда с Игорем у печенегов бывала. Тогда он так себе шаман был. Теперь же силу накопил, колдовать может, да и поворожить, если что.
– Может и поворожить, – как-то задумчиво повторил Святослав, не сводя взора с раскачивающегося и крутящегося в своих тяжелых меховых одеждах шамана.
Оглянулся, а Малфриды уже нет.
Она пришла поздно ночью. Была озабочена, села у откинутого полога на входе в юрту. В небе светил почти полный месяц, в стане было тихо, лишь слышалось, как похрапывают во сне улегшиеся подле рдевших угольями кострищ печенеги, как вздыхают у коновязи лошади да поскуливает неподалеку, выискивая блох, лохматая собачонка.
Малфрида думала, что русичи уже спят, но к ней подошел Святослав, сел рядом, обхватив колени.
– Ну, где тебя носило? Я волновался.
Малфрида медленно повернулась к нему. Взгляд ее сначала казался отсутствующим, потом прояснился, сосредоточился на молодом князе. Он сидел без рубахи, была видна татуировка на крепких плечах, обхватившие колени руки бугрились мускулами. Тело литое, мощное, а ведь мальчишка еще. Но на молодом его лице чувствуется сила, подбородок независимо вздернут. Да уж, князь. А вот губы такие пухлые, чувственные… Малфрида пой мала себя на том, что не может отвести от них взгляд. Ее вдруг так потянуло к нему! Хотелось коснуться этой мощной шеи, где на тонком шнуре свисал оберег-зигзагица – знак Перуна Громовержца, хотелось провести рукой по выпуклым квадратикам пресса, поцеловать сильные пластины груди. Он был такой сильный… И такой еще молодой, кожа казалась шелковистой…
У Малфриды в груди разлился жар, и в то же время по спине пошли мурашки, как от холода. Голова слегка кружилась, хотелось склонить ее на это сильное плечо, расслабиться, обнять, притянуть к себе. В этот момент тяга тела казалась ведьме сильнее всех доводов разума. Что ей сейчас колдовская сила? Они ведь в безопасности, сам хан Куря взялся их оберегать. И как приехали, так и уедут беспрепятственно. А она наконец-то погасит неутоленный голод в теле, то брожение под спудом, какое заставляет ее дрожать и задыхаться.
Святослав почувствовал разлитое в воздухе напряжение, повернулся и стал, не отрываясь, смотреть на застывшее лицо ведьмы, на ее горящие глаза под кольцами волос. Она медленно улыбнулась ему – влажные уста раздвинулись, блеснули зубы. Словно обволакивающим теплом веяло от ведьмы. Против такого не устоять. И молодой князь потянулся к ней…
Тявкнула пронзительно искусанная блохами собачонка, и этот звук как будто вернул их к реальности. Святослав отпрянул, даже отсел в сторону. Да и Малфрида подскочила, замерла, сжимая кулаки, успокаивая бурное дыхание.
– Ты это… – бормотал Святослав, еще задыхаясь. – Ты не смей. Ишь какая! Я дочку твою люблю. Мне она милее солнышка ясного, дороже злата червонного. А ты ее… от меня… Знаешь, чего мне это стоило? Я на что только не отвлекался, чтобы тоски моей никто не приметил. А тут, – он прижал широкую ладонь к выпуклой груди, – тут как камень давил. И давит. Мне никто, кроме Малуши, не нужен. Даже ты.
Малфрида слушала, и у самой сердце словно затвердело. То, что с князем она не слюбилась, – это хорошо. Дура, нашла кого приманивать! А вот то, что Святослав ей тут же о чувствах к другой стал объясняться… Даже укол ревности ощутила. Ранее от нее так легко мужчины не отказывались. Ведьмины чары – они особые. А этот все твердит – Малуша мне люба. Обидно.
– Ты о дочери моей забудь! У тебя иные будут, но не Малуша. Знаешь ведь, что отворотное зелье она приняла.
– Так сделай для нее приворотное! А я Малушу не обижу, в тереме поселю, ветру пахнуть на нее не дам.
Малфрида не ответила, ушла в темноту юрты. Святослав слышал, как она укладывается под стенкой, ворочается, вздыхает. Князь запустил пальцы в волосы, даже подергал за них. Во дела! Ведьма Малфрида его любиться потянула! Понятно теперь, почему она ни за что не хочет дочери приворотное зелье дать. Ревнует, нелюдь!
