Ведьма Пачкуля, или Магия вредных привычек - [19]

— Поздравляю, дождалась.

— Но как мы его уговорим? Вдруг он не согласится? Он же все-таки в отпуске. О нет, Скотт, я не хочу тебя потерять, — заскулила Пачкуля.

— Ерунда. Мы быстро его заполучать.

— Но как? Подкупим? На что ему деньги, раз он и без того богат!

— Мы делать лучше. Мы его шанташировать.

— Шантажировать Скотта? Моего дорогого Скотта?

— Да.

Пачкуля задумалась.

— А в общем-то, идея неплохая.

— С тебя десять пенсов, — отозвался Хьюго.

Глава шестая Скотт Мертвецки

Скотт Мертвецки, знаменитейшая звезда экрана и сцены и Пачкулин кумир, возлежал в кроваво-красном гамаке подле обширного бассейна в форме гроба, занимавшего большую часть территории перед замком. Он был одет в золотистого цвета домашний халат с вышитой на груди монограммой «СМ». Дорогие темные очки скрывали его знаменитые красные глаза. Его знаменитую мертвенно-бледную шею украшали увесистые золотые цепи, а во рту каждый раз, когда он подносил к своим знаменитым клыкам позолоченную зубочистку, посверкивали золотые пломбы. Его знаменитые ноги уютно устроились в отороченных мехом тапках из змеиной кожи, а на знаменитых пальцах сияли бриллианты величиной с грецкий орех.

Рядом с гамаком стоял столик, заваленный редчайшими деликатесами — клюквой в сахаре, плитками гематогена, томатной пастой и сгущенным кетчупом. По другую сторону от гамака стоял хмурый гном в тюрбане и плавках. В одной руке он держал широкий алый зонт, призванный защищать знаменитое тело от солнечных лучей, а другой усердно обмахивал это тело опахалом. Время от времени он заезжал по знаменитому носу то краем веера, то зонта.

— Эй, милейший, поаккуратнее!

— О’кей, приятель, — как ни в чем не бывало ответил гном.

— Что за слуги пошли, — проворчал Скотт Мертвецки, обращаясь к молоденькой подающей надежды актрисе, которая в это время нежно промокала ему лоб смоченным в одеколоне полотенцем. — Вконец обнаглели. Дай им волю — всю кровь высосут. — Он отпил из бокала какой-то красной жидкости со льдом и вяло махнул своей изящной бледной рукой в сторону кучки телохранителей.

— Нет, вы только полюбуйтесь, с кем приходится иметь дело. Ох уж мне эти местные…

Отряд телохранителей состоял из нескольких здоровенных гоблинов, одетых в вязаные шапочки с помпонами, тяжелые ботинки и тесные потертые смокинги. Они стояли кружком и тихонько перешептывались, хрустя костяшками пальцев и теребя кончики галстуков. Еще один гоблин поменьше в костюме дворецкого, ссутулившись, шнырял меж столиков и собирал грязные стаканы. Две пышные гоблинши в белокурых париках и розовых купальниках колыхались у кромки бассейна в надежде быть замеченными и получить роль в новом фильме Скотта Мертвецки.

Внезапно один из гоблинов отделился от своих товарищей и направился к Скотту, торопясь, по-видимому, сообщить ему важные новости. Кстати, это же наш старый знакомый Красавчик. Как тесен мир, не правда ли?

— Пдошу пдощенья, мистер Мертвецки, — прогнусавил он. — Там у ворот какой-то хомяк. Пдосит вас на пару слов.

— Хомяк?! Ты что, гоблин, сбрендил? Я кто, по-твоему, доктор Айболит, чтобы тратить свое драгоценное время на грызунов? Поверь, мне есть чем заняться в отпуске. Да ты хоть знаешь, каково это, быть богатым, знаменитым и сногсшибательно безобразным? Это чудовищно утомительно! Я устал, гоблин! Я утомлен, обессилен, вымотан, разбит, замучен, измочален и выжат как лимон! Я нанял тебя для того, чтобы ты охранял меня от армии докучливых поклонников, вот и охраняй! Ступай и раздави эту мелюзгу!

— Раздавить? Так точно, сэр!

Прежде чем удалиться, Красавчик согнулся в глубоком поклоне настолько, насколько позволяло это сделать его толстое брюхо. При этом пуговицы на его тесном смокинге оторвались одна за другой и, просвистев над ухом у знаменитости, поплюхались в бассейн, после чего сконфуженный Красавчик поспешил ретироваться.

— Наконец-то можно расслабиться, — простонал Скотт. — Лулу, дорогая, передай мне вон ту марципановую лягушку. Хотя нет, я передумал, пойду-ка я лучше вздремну. И так почти два часа глаз не смыкал. Так и загнуться недолго. Но сперва передай мне зеркальце — сто лет на себя не любовался. Гном, я тебе что говорил насчет зонтика? А ну наклони как следует!

Но не успела Лулу принести зеркало, как у бассейна вновь возник Красавчик. Одной рукой он придерживал разъехавшиеся фалды смокинга, а в другой сжимал помятый конверт.

— Пдостите за беспокойство, мистер Мертвецки, — пробубнил он виновато. — Я пытался его раздавить, но он пригрозил, что прокусит мне палец. Он передал вам письмо. И сказал, что будет ждать вашей этой, как его… реакции!

— Упрямый карапуз! Ну хорошо, давай сюда письмо. Ох уж мне эти поклонники…

— Поклонник, говорите, заявился? Вот пусть этот поклонник вам зонтики и наклоняет, а с меня хватит! — Гном побросал на землю свои орудия труда и зашагал восвояси.

— Проваливай, проваливай, коротышка! Ступай пиявок ловить на пруду, на большее ты не способен! Чтоб я еще раз гнома нанял — да ни за что на свете! Уж лучше останусь обезгномленным! Ха-ха! Лулу, ты слышала?

Предвкушая очередную порцию комплиментов и любовных признаний, Скотт Мертвецки вскрыл конверт длинным отполированным ногтем и извлек на свет жеваный листочек бумаги, старательно исписанный Пачкулиными каракулями. Однако к тому моменту, как он закончил читать, его хорошее настроение напрочь улетучилось, ибо в письме говорилось следующее: