Ведьма отлива - [34]

– Бетти, – сказал он, – ты не можешь оставаться здесь на ночь одна. В «Кавалере и перчатке», наверное, никогда не принимали в качестве постоялицы одинокую женщину, но мы попробуем уговорить их поселить тебя. Иди собирайся.

– Я только хочу спросить…

– Бетти, ради бога, иди собирайся!

– Ты ненавидишь меня, да? Я не могу обвинять тебя. Если ты тоже решил…

– Бетти, я знаю, что ты не убивала. Кажется, я даже знаю, кто это сделал, и начинаю догадываться как, а насчет того, ненавижу ли я тебя, отвечу: нет. Я люблю тебя, и чем дальше, тем больше. Что же до остального, то давай отложим это, пока я не разберусь сам. Идешь?

Бетти кивнула.

В сумерках ее глаза казались огромными. Еще до обеда с Гартом и Эбботом в «Кавалере и перчатке» она сменила обувь, в которой каталась на велосипеде, а так на ней были те же темная юбка и серая блузка, что и днем. Она повернулась и побежала по дорожке к дому.

Часы Гарта показывали двадцать минут двенадцатого. Если о доме, в котором были только парафиновые лампы, можно сказать, что он ярко освещен, то коттедж в данный момент казался именно таким. Вся нечисть, если таковая водилась в заливе, там и оставалась. Никакая ведьма, никакой гоблин, не оставлявшие следов, не ползали по песку.

Но Твигг, вездесущий и остроглазый…

Прогнав видение прочь, Гарт тоже направился по дорожке к дому.

Слева от центрального коридора была столовая, обставленная в лучшем стиле 1907 года. Направо располагалась гостиная и под стать ей – малая гостиная, оформленная в сельском духе, с растениями в стеклянных горшках, которые называют «жардиньерками».

Кто-то свистнул Гарту, когда он проходил мимо гостиной. Винсент Боствик, в сюртуке, полосатых брюках, с цилиндром в левой руке и тростью с серебряным набалдашником в правой, стоял, освещенный раскачивающейся под потолком лампой. Свет падал на его голову с пробором посередине: на обветренном лице с несколько запавшими глазами читалось облегчение.

Гарт, которого уже ничем нельзя было удивить, глядел на него с порога.

– Винс, как ты здесь оказался?

– Я сюда пришел, – ответил Винс. Понимай его как хочешь, хоть буквально. – Совсем недалеко от Фэрфилда и еще ближе от «Кавалера и перчатки». Дело в том, старина, что мы с Марион остановились в «Кавалере и перчатке».

– Давно?

– Не задавай лишних вопросов! Потом расскажу. Дело в том…

– Значит, мы все здесь? Мы все в Фэрфилде?

– Ну да, – согласился Винс и ткнул наконечником трости в одну из жардиньерок. – Это можно назвать сбором легионов или, выражаясь геральдическим языком, смотром стервятников. Они все ушли?

– Полиция? Надеюсь, да. Ты знаешь, что случилось?

– Да, я по дороге встретил Хэла: Эббот вышвырнул его отсюда.

– Большое утешение слышать, что кто-то встретил его по дороге. Ты видел Бетти?

– Издали, но как раз об этом я хотел просить. Я нечаянно подслушал ваш с ней разговор. Дэвид, ты собираешься забрать твою… забрать леди Колдер в «Кавалер и перчатку»? Не будет ли ей удобнее в отеле «Палас»? Или в «Империале»?

– Нет, Марион могла бы составить ей компанию. Если Марион еще не «отступилась» от меня.

– Если ты имеешь в виду то, что, как я думаю, имеешь, – возразил Винс, глядя ему прямо в глаза, – то это было недоразумение. Не надо понимать буквально.

– Все говорят мне это, – безнадежно проговорил Гарт. – Может быть, они правы. Винс, не окажешь ли ты мне услугу? Возвращайся в «Кавалер и перчатку»; скажи Фреду Истербруку (это владелец, толстый мужчина в трактирных завитушках), что я привезу к нему леди Колдер примерно через полчаса. А я тем временем…

– Да, старик?

– На полицейского по фамилии Твигг только что снизошло некое озарение. Мне необходимо выяснить, что он подумал, иначе он загонит меня в угол.

– Значит, это не болтовня? – вдруг спросил Винс.

– Что?

– Что ты потерял голову и все остальное. – Винс остановился, жилки забились на его висках. – Ладно, – равнодушно бросил он, – я скажу мистеру… как его там зовут. Увидимся завтра утром.

Он надел цилиндр и пошел к передней двери.

Твигг! Славный старина Твигг.

Гарт опять вернулся в гостиную, где диван и мягкие, обитые кретоном кресла находились в таком же беспорядке, что и его чувства. Из окна ему было видно, что штормовой фонарь в павильоне погашен. Осталось только темное море, освещенное поздней луной.

Он с порога оглядел книжные полки и целомудренно-обнаженную натуру на картинах мистера Максфилда Перриша. В склонности Бетти к этим картинам было еще меньше вкуса, чем в склонности многих женщин к романтическим фантазиям. Хотя венская наука, подозрительно относящаяся даже к невинной любви к сказкам, с таким же подозрением относилась к очень многим вещам.

Гарт уставился на фотографию, висящую на стене в серебряной рамке. Это был «купальный прием», снимок 1897 года, оставленный прежними владельцами. На снимке были запечатлены две гребные шлюпки с отдыхающими, позирующими перед камерой с таким важным видом, что это отдавало спесью.

– Бетти, – он вспомнил, что недавно уже спрашивал ее о фотографии, зачем ты держишь этот идиотский снимок? Ты ведь не знаешь никого из этих людей, да? Она вызывает у тебя какие-нибудь сентиментальные чувства?