Ведьма - [3]

На следующий день я отправилась в город — закупить все необходимое. Поставила перед домом кота и приказала сторожить.

До ближайшего крупного поселка доехала на попутке, а оттуда пересела на маршрутку. Город был небольшой — впрочем, все необходимое в нем было. Олифа, ящик свечей, проволока, две кадушки веревок, резиновые сапоги, смола, хозяйственные спички и новые ножи, брезент и прочие мелочи, необходимые для жизни при минимальном контакте с людьми. Нерешительно потоптавшись со всем этим скарбом у таксофона, я все же не стала звонить родным и взяла такси, так что меня доставили прямо к дому, что вызвало еще больший переполох и в деревне, и на хуторе.

Отправила водителя с деньгами и закрыла калитку, улыбнувшись соседке. Слева начинался лес, справа дом, в котором жила какая-то старуха, которую я видела сидящей в самообразовавшемся центре хутора — у перекрестка, куда из деревни приезжал грузовик с продуктами и необходимыми товарами, так что соседи — любопытные, по крайней мере — у меня были только одни.

Следующие несколько дней я посвятила перекапыванию огорода на заднем дворе и высаживанию картошки и ранних семян и выматывалась так, будто грузила мешки на вокзале. Приползала домой я только к вечеру и падала, едва добиралась до печи. Теплая погода стояла еще четыре дня — все это время я работала как заведенная, стараясь успеть до того, как все изменится — весенняя погода переменчива, а весенние грозы славятся на весь мир. Когда небо заволокло тучами, я как раз высаживала последние семена и тревожно косилась на небо и, едва почувствовав первые капли, стремглав побежала к дому. Гроза застала меня уже внутри, сидящей у печи — я подбрасывала поленья в разгорающуюся печь. Тяжелые капли застучали по стеклу, одновременно ставни задребезжали под порывами ветра. Я закрыла заслонку, ощущая, как нагревается печь, поставила чайник и села у окна. Огонек свечи трепетал на сквозняке — чтобы законопатить щели, нужно будет ждать, пока прорастет мох, затем высушить его и только потом можно будет все сделать. Кот зашевелился на печи, уставился на меня зеленющими глазами, словно говоря — и чего тебе не сидится дома?

Я положила ему каши с салом, купленным в городе, и посмотрела за окно, где разыгрывалась настоящая буря. Надо бы саженцы высадить… Они занимали большую часть кухни.

На следующее утро погода так и не наладилась и я, собравшись, направилась в лес. Конечно, нормальный человек никогда бы не пошел в лес по такому дождю, но я была не просто человеком. Точнее, я и вовсе не была человеком.

Впрочем, тут этого никто не знал — и, даст бог, не узнает. Тихо выскользнув из задней двери, я проскользнула за огородом (мало ли, может, я в туалет пошла?!) и, перемахнув чисто символическую ограду между начинавшимся лесом и моей подраставшей картошкой, скрылась за деревьями. Только здесь смогла вдохнуть полной грудью. Прижалась к березке, принимая ее тепло, постояла, ожидая пока вспугнутый лес снова погрузится в дождливую сонную дремоту. Когда птицы вновь начали петь, а муравьиная дорожка восстановила свое течение через мою руку, я открыла глаза, оглядывая мир измененными зрачками.

Не слушайте тех, кто говорит, будто оборотни живут в лесу. Как же. Лес — это природа. Нечто естественное, древнее и могучее. А когда ты по желанию (и иногда против оного) выворачиваешься наизнанку, ничего естественного в этом нет. Поэтому лес относился ко мне настороженно — гораздо более настороженно, чем к обычному человеку. Я была не нормальной. Не такой, какой должна быть.

Именно поэтому большинство оборотней живут в городах — где и так слишком много неестественного, чтобы заметить еще и их. Они иногда сбивались в стаи — хотя в большинстве случаев жили по отдельности. Некоторые и вовсе переставали перекидываться, жили как обычные люди, разве что умирали раньше других. Некоторые поддавались зверю внутри себя — и питались человечиной. Раньше их нещадно преследовали и убивали, теперь же… Как найти одного оборотня в огромном мегаполисе? Нас не так уж много, не говоря уж о том, что мы редко общаемся и никакие радары на нас не действуют.

Многие оборотни, выросшие в городах, сегодня не смогут отличить одну траву от другой. Они распознают сотни видов бензина, машинного масла, но не смогут отличить крапиву от лопуха. Их нюх стал бесполезен для них.

Меня воспитывала бабка. Не эта бабка, а по линии отца. Мать убили охотники, отцу-человеку не было до меня дела и она забрала меня к себе — в деревню. До шестнадцати я росла там, пока материнская кровь не дала о себе знать огнем в венах. Я сбежала с байкером, долго скиталась по стране, едва не спилась, пытаясь заглушить зов крови. И едва не убила человека.

Когда меня поймали охотники, мне было двадцать. Переломное время для многих людей. Я же только начала взрослеть. Я еще мало что понимала в жизни и не слушала хороших вещей.

Резко оборвав воспоминания, я передернула плечами и пошла вперед. Нюх безошибочно вел меня — конечно, придется все же распознать некоторые травки, но мне это было только в радость.

К вечеру я вернулась — в рюкзаке лежали аккуратно связанные и обернутые в картонную бумагу корешки и травы, мох, несколько поганок — еще слабых, но пока сойдут и такие. Этот лес признал меня — я достаточно долго прожила рядом с ним, чтобы пропитаться его запахом.