Вечный странник - [15]

Егиште Тадевосян и Фанос Терлемезян работали над своими холстами. Женщины занялись приготовлением завтрака, а остальные вместе с детьми спустились к озеру…

Вечером путники под звуки проникновенной мелодии шаракана наблюдали красочное зрелище заката.

Долину постепенно окутывало мраком. Где-то рядом, то здесь, то там раздавались голоса ночных птиц. Комитас, имитируя птичий диалог, дразнил птиц, заставляя их петь. Повеяло прохладой. Ночь вступала в свои права. В темноте вразнобой блеяли овцы и ветер доносил смешанный запах молока и трав. Спустя немного над черной громадой горы пробился рог луны и в высвеченном лунным светом небе заметно потускнели звезды. Комитас достал свирель. Он сыграл, а затем и спел «Луснакн ануш, овн ануш». Меж тем, пастухи развели маленький огонь рядом с потухшим уже костром. Разбросав теплую еще золу, они в горячей земле откопали завернутое в шкуры мясо пастушьего шашлыка.

Торжественное блюдо — чобан-шашлык по достоинству оценили и мужчины и женщины. Ужин закончился песнями и музыкой. Теперь уже пастухи играли на комитасоаской свирели и пели курдские песни.

Было далеко за полночь, когда пастухи, проводив своих неожиданных и приятных гостей до Бюракана, расстались с ними.

Снова в своей стихии

Комитас теперь преподавал музыку в Геворкяновской семинарии. Здесь он впервые в программу музыкального обучения, наряду с принятой до этого новой армянской системой нотной записи, ввел европейскую нотопись. Из учащихся разных классов он организовал семинарский хор, с которым разучивал переложенные им на четыре голоса армянские народные песни. Для соборного хора он сделал многоголосную обработку литургии, не приняв обработку Екмаляна, о которой он писал в своей статье, вышедшей в Берлине. Мечтой его, было установить в соборе орган.

Католикос освободил Комитаса от церковной службы, чтобы он мог свободно заниматься своим любимым делом. Только в дни церковных праздников он должен был руководить хором и следить за чтением псалтыря: и молитвенника. Но случай убедил католикоса, что Комитаса надо освободить и от этих обязанностей.

На празднике св. Геворка Комитас так проникновенно пел в литургии, что растроганный католикос велел пригласить его к обеду. Комитаса долго искали, но не нашли. Католикос был недоволен. Объявился Комитас лишь вечером. В сумерках заметили, как он в рясе и в клобуке лазает через стену и отвели его к католикосу.

Куда ты пропал, не дал мне насладиться куском хлеба?

Комитас преклонил перед ним колено, но вместо того, чтобы повиниться, посмотрел на него своими ясными глазами и не скрывая радости сказал:

Знали бы вы, ваше святейшество, что за сокровища я нашел и принес с собой!

Церковный праздник вылился в настоящее гулянье. Люди понаехали отовсюду — тут были армяне из Васпуракана, из Ерзинка, из Хоя, из Араратской долины, из Ахалкалака и даже из Нового Нахичевана. Приехали они все в народных костюмах, со своей музыкой, со своими песнями и танцами. Просторный монастырский двор напоминал место для гуляний. До позднего вечера Комитас, устроившись на крыше одного из подсобных монастырских помещений, записывал все, что слышал. Теперь он с кипою этих записей в руках ждал, что скажет католикос.

— Спой, я послушаю,

Комитас, не прибегая к своим записям, спел подряд все песни, спел легко, ни разу не сбившись, словно пел их не в первый раз. От недовольства католикоса не осталось и следа. Он обнял Комитаса, поцеловал его в лоб и велел в дни народных празднеств заниматься лишь записью песен.

***

Вагаршапатский лес был излюбленным местом прогулок Комитаса. Сюда он приходил один и подолгу гулял, наслаждаясь безмятежностью окружающей природы. Любил он приходить сюда и вместе со своими учениками. Они здесь репетировали, пели, беседовали, играли в разные игры, в которых принимал участие и Комитас.

Был месяц май. Комитас бродил один в лесу, собирая лепестки дикой розы и наполняя ими небольшой бумажный кулечек. Он стоял перед разросшимся кустом, когда услышал едва различимый звук шагов. Должно быть, кто-то прятался за деревом.

Эй, выставь уши или подай голос, и я назову тебя, — сказал Комитас, глядя в ту сторону.

Прячущийся издал неопределенный звук.

Ясно, это ты, зокланд Манук, а литературное имя твое Варсам.

Смеясь, вышел из-за дерева Манук Абегян.

Хотел напугать тебя, но слух тебя и на этот раз не подвел.

Давнишние друзья вместе стали собирать лепестки дикорастущей розы. Я кладу два-три лепестка в чай и усталость как рукой снимает. Попробуй как-нибудь сам, — советовал Мануку Комитас.

Разговор постепенно перешел на серьезные темы. Комитас заговорил о народных четверостишиях.

Они неудобны для песен, неполнота какая-то чувствуется в них. Споешь один куплет, а что дальше делать? Для песни это мало, для песни надо не менее двух-трех куплетов.

Я думаю, что впечатление незавершенности создается от того, что мы имеем дело с их искаженными текстами. Было бы очень хорошо, если мы смогли издать сборник подлинных народных песен. Часто на одну и ту же мелодию поют и полный и неполный текст. Если суметь восстановить подлинный и лучший текст, то незавершенности не будет.