Вечный хлеб - [29]
В прихожей послышались голоса, хлопнула дверь. Вернулся Альгис, на этот раз в свитере.
— Проводил и выпроводил. Жирные надоели! Хочу тощего и здорового, вроде тебя. Я бы скидку, ей-богу. Мечтаю о благородных мускулах! Думают, им не надо. Им больше и надо!
— Заметано. Если соберусь, скидка с тебя. И шел бы в спорт.
— Ага! Там работать за ставку. Массажист команды — там двадцать лбов, представляешь? После них ничего не сможешь… Что нового?
— Он тут уже загадал загадки, — сказал Костис. — События у человека.
— Научился тресковую икру под паюсную гримировать?
Вячеслав Иванович рассмеялся:
— Каждый гадает в меру своей испорченности. Но тут такое дело, что не догадаться: узнал я про своих родителей.
И Вячеслав Иванович рассказал.
Альгис слушал с непонятной неприязнью. Будто стал еще угловатей. И сказал, когда Вячеслав Иванович выложил свою историю до конца:
— Вымерли, говоришь? А что не все вымирали, это ты знаешь? Что некоторые очень даже жили?
Вячеславу Ивановичу не хотелось об этом думать. Почему-то так получалось, что Альгис своей фразой бросал тень и на его родителей тоже. Логики никакой: повторить снова слова Альгиса, и легко доказать, что тот четко отделил родителей Вячеслава Ивановича от тех, кто «очень даже жили». А все равно получалось. Поэтому Вячеслав Иванович ответил неохотно:
— Ну были, слыхал. Но немного.
— Вот именно, были! Много — немного, кто их сосчитал? Были и есть до сих пор. Процветают. К одному ходил лично, жиры растрясал. Он и не скрывает. Хвастает: многих спас в блокаду. Он сидел в транспортной службе при аэродроме, понял? За что спасал, не надо спрашивать: не квартира — комиссионка. Особенно фарфор. Знаток!
Вячеслав Иванович понимал, что говорит невпопад, а все равно не удержался:
— После моих ничего не осталось. Да и не было.
Тут уж не выдержал и Костис:
— Славик, милый, кто же говорит про твоих? Те могли копить, которые близко ко всякому снабжению. Конечно, не твои! А мне сосед сверху тут рассказывал про одного деятеля. Фамилию умолчим из сочувствия к детям: они-то не виноваты. Не всякое яблоко…
— А про яблоко знаете такой интересный факт? — Вячеслав Иванович хоть и был не в настроении от этого разговора, но, как всегда, не смог удержаться, блеснул эрудицией: — Отец Пестеля был генерал-губернатор Сибири и жуткий взяточник. Вся Сибирь стонала, так обирал. А сын — ну, сами знаете. Вот куда закатился от яблони!
— Да, потому и замнем фамилию. И про отца Пестеля лучше бы забыть ради сына…
— Вот уж нет! — Альгис резко двинул вперед своими угловатыми плечами, словно протаранить хотел. — Вот уж… Правда всегда полезная, и ни для кого ее нельзя заминать. Больно щедрые — правдой разбрасываться!
— Да ладно тебе, — благодушно оборвал сына Костис. — Все равно вы, молодые, и не слыхали о таком. Я не о Пестеле, а об этом деятеле. Вы не слыхали, а в свое время — знаменитая личность. Библиотеку собрал между делом, но сам, понятно, не спец, и собирал больше для бахвальства, ну и позвал одного старого книжника ее приводить в божеский вид. Систематизировать. Сразу после войны. Тот пришел, полез к полкам, а там за книгами — консервы! Запасы, как у хомяка! Главное, сам о них забыл — библиоман, чтоб его! А тот книжник сам все пережил, не выдержал, написал куда следует. Потом скоро расстреляли этого деятеля. За что стреляли, может, и клевета на него, ну а за все, по совести, получается правильно: речи говорил, призывал, а дома — обыкновенный хомяк. Самое подлее дело… Вот так, милый Слава. А твои родители — светлые люди, разве ж кто про них говорит?
Все разумно сказал Костис, разложил по полочкам, как говорится, ничего не возразишь. А обида у Вячеслава Ивановича росла и росла. Альгис — его лучший друг, никогда ни за что его Вячеслав Иванович не осуждал, и Костис — отличный старик! Но вот не поверил сейчас Вячеслав Иванович, что этот же Альгис не поступил бы, как тот снабженец с аэропорта или как тот деятель— если бы смог, конечно, если бы оказался на их месте! Что же, зря он сам отбывает почасовиком в «группах здоровья», силы бережет для частных клиентов? Зря Костис «Волгу» свою купил на чаевые? Простительные слабости — но не им осуждать! Кому другому Вячеслав Иванович сейчас бы наговорил! Но ему не хотелось ссориться с Альгисом и Костисом.
— Могил не осталось — я бы памятник!..
— Памятники уже стоят — на всех. Хоть на Пискаревском, хоть на Серафимовском. К Пискаревскому подъезд лучше, а перед Серафимовским у меня движок заглох на переезде, — сказал Костис. — Там же электрички через пять минут, могли запросто туда же залететь— на Серафимовское. Да пассажиры попались— старухи немощные, не подтолкнуть… А памятник мне серафимовский нравится больше.
— Все равно лучше бы свой. Поставил бы скамейку, развел жасмин. Я больше всего люблю жасмин.
— Памятник на могиле — себя тешить, — сказал Альгис. — Мертвым все равно.
Тоже справедливо сказано — и тоже неприятно слышать.
— Я раз вдову вез на Богословское. Вдовы вообще разговорчивые. — Костис подмигнул. — Рассказала, ее муж был дирижером, и она над ним художественный бюст поставила. Скульптору заказала за бешеные деньги. Он весь вдохновенный, жест у него, и палочка в руке. Все мраморное. Так на второй день отломали палочку. Другая бы успокоилась, а она узнала про реставраторов— знаешь, в самом Летнем саду реставрировали, когда там у статуй мечи поотбивали, пальцы, целые головы, — и приделали ей новую палочку. Как новая! Но опять отломали! Очень она возмущалась хулиганами.
«БорисоГлеб» рассказывает о скрытой от посторонних глаз, преисполненной мучительных неудобств, неутоленного плотского влечения, забавных и трагических моментов жизни двух питерских братьев – сиамских близнецов.
В книгу писателя и общественного деятеля входят самая известная повесть «Прощай, зеленая Пряжка!», написанная на основании личного опыта работы врачом-психиатром.
Михаил Чулаки — автор повестей и романов «Что почем?», «Тенор», «Вечный хлеб», «Четыре портрета» и других. В новую его книгу вошли повести и рассказы последних лет. Пять углов — известный перекресток в центре Ленинграда, и все герои книги — ленинградцы, люди разных возрастов и разных профессий, но одинаково любящие свой город, воспитанные на его культурных и исторических традициях.
В новую книгу ленинградского писателя вошли три повести. Автор поднимает в них вопросы этические, нравственные, его волнует тема противопоставления душевного богатства сытому материальному благополучию, тема любви, добра, волшебной силы искусства.
В новом романе популярного петербургского прозаика открывается взгляд на земную жизнь сверху – с точки зрения Господствующего Божества. В то же время на Земле «религиозный вундеркинд» старшеклассник Денис выступает со своим учением, становясь во главе Храма Божественных Супругов. В модную секту с разных сторон стекаются люди, пережившие горести в жизни, – девушка, искавшая в Чечне пропавшего жениха, мать убитого ребенка, бизнесмен, опасающийся мести… Автор пишет о вещах серьезных (о поразившем общество духовном застое, рождающем религиозное легковерие, о возникновении массовых психозов, о способах манипулирования общественным мнением), но делает это легко, иронично, проявляя талант бытописателя и тонкого психолога, мастерство плетения хитроумной интриги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.