Вечный гость - [28]

– Конечно, мы с Хорхе неплохо договорились в прошлый раз.

Мы идем по супермаркету. Я следую за Хорхе.

– Тебе нравятся эти помидоры, Хорхе? Какие, например, ты купил бы сам?

– Никакие. Эти помидоры невозможно есть.

– Я жил в Испании, Хорхе, а ты в Мексике, мы с тобой оба не можем проходить мимо рыбного отдела.

Хорхе улыбается. Он, так же как и я, понимает, что рыбный отдел у нормального продавца рыбы не пахнет. Во всяком случае, и в Испании, и в Мексике рыбу продают свежей. Мы выбираем все продукты по списку.

– Привет, как дела? – спрашивает меня продавщица на кассе.

– Нормально, – отвечаю я, – могло быть и получше, но жаловаться нечего.

– Послушай, Рубен, моя подружка хочет перебираться в Испанию. Что ты сказал бы ей?

– Я сказал бы ей, чтобы она и не думала о такой глупости.

– Но она думает, что там будет легче. Там все говорят по-испански.

– В том-то и дело, – говорю я, – в том-то и дело. На работу, например, в супермаркете ей не устроиться. В супермаркете работают только испанцы. Работы нет, а та, что есть, уже занята кем-то из своих. Здесь ты никто, а в Испании – конкурент. Здесь тебе платят деньги, на которые можно снять жилье. В Испании твоей подруге придется жить с хозяевами. И еще. Деньги. Там твоя подруга будет, в лучшем случае, прислугой. А работать прислугой в Испании намного тяжелее, чем работать в США.

Я расплачиваюсь, а женщина обсуждает мои слова с подругами на кассе. Мне понятно каждое слово. Ведь я – латиноамериканец.

* * *

Мы с Риной снимаем квартиру в жилищном комплексе. Все централизованно: централизованное обслуживание, централизованный сервиз, централизованный бардак. У нас засорился унитаз. Бывает. Моя жена на работе. Договариваться со специалистом приходится мне. Он быстро заходит и очень быстро собирается уходить.

– У вас в квартире два унитаза. Я записал, что вызов не срочный.

Я понимаю, что сантехник не очень любит свое начальство и своих клиентов. Деньги за его работу все равно уходят владельцу комплекса. Он искренне не понимает, что белый мужчина не может починить унитаз. Чаевых не бывает. Чаевых не дают даже за ночной вызов. В буклете жилищного комплекса особенно подчеркивается, что сотрудникам комплекса категорически запрещается брать чаевые. В моем случае все сложнее, понятно, что я не смогу починить унитаз сам. Цвет моей кожи и непокорные вьющиеся волосы выдают мое «неблагородное» происхождение. Видно, что мужчина колеблется. Я его понимаю, я знаю, что значит потерять работу.

– Пожалуйста, – говорю я, – посмотрите – второй унитаз недоступен для коляски.

– Ты говоришь по-испански.

Он слышит испанскую речь, и его представление о мире колеблется.

– Подожди, – говорю я, – у меня есть подарок для тебя.

– Нам запрещено брать деньги с клиентов за ускоренный сервис.

– Это не деньги. Как тебя зовут?

– Хосе.

– Хосе, возьми, пожалуйста, книгу с полки. Это моя книга, я писатель.

Разумеется, мы говорим по-испански. Мы говорим по-испански, и это стирает грань между клиентом и сантехником.

В испанском языке есть различие между уважительным «вы» и простом «ты». В самой Испании местоимение «вы» практически не употребляется. Пока я пытаюсь вспомнить точную форму латиноамериканского употребления «вы», Хосе решает этот вопрос сам. Он говорит мне «ты», и я очень этому радуюсь.

– То, что ты написал книгу, еще не доказывает, что ты писатель. А хочешь, я тебя проверю?

– Это невозможно. Как ты определишь, писатель я или нет?

– Запросто. Кто такой Габриэль Маркес?

– Известный колумбийский писатель – Габриэль Гарсиа Маркес. «Полковнику никто не пишет», «Сто лет одиночества», «Осень патриарха».

Хосе смотрит в пространство. Задумывается.

– Ты назвал книги не так, как они названы в оригинале. Ты читал их в переводе?

– Да.

– На какой язык?

– На русский.

– Русские хорошие люди. А испанский где учил?

– В Мадриде.

Внезапно у Хосе выступают слезы.

– Сделаю, все сделаю. Всю сантехнику тебе сменю. Ты пойми, они ставят дешевые детали. Детали дешевые, а мы не стоим почти ничего. У нас фиксированные зарплаты. И вообще, – я вижу, что Хосе почти плачет, – они не то что Маркеса, они и своих писателей не знают.

Я молчу, мы оба понимаем, кто такие «они».

Хосе еще раз смотрит на мою книгу.

– Спасибо, прочту.

Мне хорошо. Я прочел много книг. Я не гринго. Я – латиноамериканец.

Школа

Мы пришли туда. Это была очень хорошая израильская школа. Не просто хорошая, хороших школ на земле много, а очень и очень хорошая. Лучше не бывает. Лучше просто нет. Спокойствие, тишина. Если пригласить в эту школу случайного человека, он, этот случайный человек, в лучшем случае просто испугается. Он убежит и больше никогда не вернется в нашу школу. Но мы с тобой не были случайными людьми. Мы попали в сказку. Современные электрические коляски, спокойные и радостные лица детей. Сконцентрированные, но почти спокойные лица учителей. В такие школы не попасть случайному учителю. В таких школах нечего делать случайным людям.

Два мальчика прочли напутствия будущим ученикам. Мальчикам было трудно читать, но они старались. Для двухминутной речи нормальному человеку хватило бы десяти минут подготовки. Им хватило десяти лет. Чуть более десяти лет настойчивой работы, бессонных ночей, воодушевлений и провалов, надежд и разочарований. Но сколько весят две минуты на часах Вечности? Какое многотомное издание перевесит эти полстранички текста?