Вечный бой - [35]

Шел 1638 год. По всей Южной Америке, от океана до океана, вот уже более ста лет хозяйничали наследники Кортеса и Писсаро, сея вокруг только смерть и разрушения, огонь и пепел. Во славу испанской и португальской корон история континента писалась кровью; белые пришельцы не признавали других чернил, намереваясь подняться вровень с богом и навсегда остаться в памяти потомков, и ничто их не останавливало в жестокости, даже возмездие, которое звалось болотной лихорадкой.

Лихорадкой дышали джунгли и плавни равнинных рек. Она низвергалась на землю вместе с дождями. Ею были напоены туманы и даже сам воздух. Повсюду была лихорадка, косящая европейцев тысячами, десятками тысяч... Она была проклятием, от которого нет спасения. Она обитала даже под священными сводами храмов, проникая туда незаметно. Она была исчадием нечистой силы!

Местных жителей — индейцев — лихорадка не трогала. Возможно, их организм был устроен по-другому. Возможно, они знали секрет какого-то снадобья, хранимый от европейцев в строжайшей тайне. Возможно, индейцев оберегали их языческие боги, вырезанные из дерева и кости. Возможно, было что-то другое, неведомое ни белым врачам, ни священникам.

Графиню дель Цинхон лечил знаменитый врач Хуан дель Вето, равного которому не нашлось бы во всей Южной Америке, а может быть, и в самой Португалии. Бывало, он выходил победителем из схватки с болотной лихорадкой, что не удавалось ни одному из его коллег. Правда, такое случалось очень редко, но все-таки случалось...

— Надежд на выздоровление графини нет, — сказал дель Вето вице-королю, бегло осмотрев больную и сосчитав ее пульс. — Она уйдет из жизни еще до заката солнца.

Король молчал, окаменевший от горя.

— Я сделал три кровопускания, — продолжал дель Вето. — Четвертого она не выдержит.

Остро запахло уксусом: служанка сменила полотенце на пылающем лбу графини.

— На все воля господня, — тихо проговорил падре Мигель, перестав перебирать четки, и, обернувшись к служанке, распорядился:—Позовите меня, как только графиня придет в себя. Душа не может покинуть бренной своей оболочки, не покаявшись, — пояснил он, неслышно направляясь к двери.

— Перед смертью графиня ненадолго очнется,— подтвердил его слова дель Вето. — Таков таинственный закон жизни.

Король сам засветил погасшую в изголовье свечу, опустился на колено, поцеловал жену и, ссутулившись, вышел из покоев.

— Бедной графине дель Цинхон врач уже больше не понадобится, — скорбно заключил дель Вего и, с минуту помешкав, вышел следом за королем — мрачен, как предгрозовое небо.

Метнувшись, тревожно закачалось длинное пламя свечи и отбросило на полог зыбкие тени, похожие на бесшумные волны ночного моря.

Когда графиня очнулась, служанка не позвала ни короля, ни священника. Она поднесла к ее рту чашку с темной жидкостью.

— Выпейте, госпожа.

Графиня слабо поморщилась, шевельнула губами.

— Что это?

— Настой коры хинного дерева. Он в два счета выгонит из вас лихорадку, и вы будете здоровы, как прежде.

В ту ночь никто во дворце не спал: ждали смерти графини. Доктор дель Вето никогда не ошибался в своих прогнозах.

У дверей, ведущих в покои, устало расхаживал падре Мигель. В пламени свечей холодно поблескивал его золотой крест, усыпанный диамантами.

В пустынном аудиенц-зале, уронив руки на подлокотники кресла, дремал король. Его окружала молчаливая свита. Время двигалось к рассвету.

Когда взошло солнце, графиня легко поднялась с постели и попросила умыться.

Свершилось чудо, в реальность которого никто во дворце не мог поверить. Послали за врачом.

Дель Вето не скрывал своего удивления.

— Случилось то, что не должно было случиться, — смущаясь, сообщил он королю. — Графиня здорова.

Размашисто перекрестившись, падре Мигель поцеловал крест.

— Слава всевышнему, даровавшему жизнь графине. Господь услышал мои молитвы.

Не доверяя первому впечатлению, дель Вето еще раз осмотрел свою бывшую пациентку. Взгляд его случайно остановился на чашке, стоящей на столе.

— Ты что-нибудь давала графине? — строго спросил он служанку и шагнул к столу. — Отвечай!

Служанка заплакала:

— Я не пережила бы смерти своей госпожи.

Подойдя к окну, дель Вего рассматривал чашку.

— Ты дала ей какой-то коричневый настой. Что это было?

— Кора хинного дерева, — бледнея, прошептала служанка и, закрыв лицо ладонями, разрыдалась.

Дель Вего ошарашенно молчал. Он понял, почему индейцы не умирали от болотной лихорадки.

Так сердобольная служанка, имени которой теперь никто не помнит, выдала европейцам секрет коры хинного дерева, известный только индейцам Южной Америки. Первым врачом, начавшим лечить больных болотной лихорадкой настоем коры хинного дерева, был сам Хуан дель Вего. Его результаты оказались потрясающими: болотная лихорадка перестала быть грозным заболеванием, ведущим к неминуемой смерти.

В 1640 году кора хинного дерева в трюмах парусников пересекла океан и очутилась в Европе, где вскоре получила название «порошка святых отцов». Всю торговлю хинной корой в Европе захватили в свои руки католические монахи-иезуиты. Они были расторопными дельцами, но никудышными врачевателями. Порошок из коры хинного дерева монахи продавали как новое средство от всех болезней. Прошло немало лет, прежде чем хинная кора стала применяться только для лечения малярии.