Вечный бой - [40]

- Я вспоминаю себя. Окончил училище. Экзамены сдал прилично. Казалось, все знаю. Думал: приеду в полк, скомандую - взвод туда, взвод сюда, и готово... Но когда стал я первый раз перед строем взвода, когда посмотрел на подчиненных, что-то задрожало в груди, ослабли поджилки в коленях. Страшно сделалось, вдруг подам команду, а голос сорвется на петушиную фистулу. Бывало у вас такое ощущение?

- Было, товарищ полковник! - весело ответили с разных сторон.

- Ну а задумывались вы, отчего это происходит?

- Уверенности нет. Не привыкли к офицерскому званию, - сказал Золотницкий.

- Фитилей от начальства еще не получали. Когда вставят, злей будешь, сказал Ланев.

Многие засмеялись.

- А по-моему, дело вот в чем, - продолжал командир полка. - Кроме звания и должности, нужно еще и такое качество, которое называется официальным, строгим словом - авторитет. Бывает в жизни так - одного слушаются с первого слова, за ним люди готовы идти куда угодно, а другого не уважают, подчиняются только потому, что дисциплина велит. Значит, у одного есть авторитет, а у другого нет. Что же делать - угождать подчиненным, быть добрым дядей, чтобы тебя любили?

- Угождать нельзя, - сказал Ваганов, - это поведет к панибратству.

- Но и прислушиваться к настроению людей тоже нужно, - быстро вставил Анастасьев и покраснел, потому что все посмотрели в его сторону.

- Для того чтобы дать исчерпывающий ответ, я расскажу вам о моем первом командире взвода, - предложил Кандыбин. - Вы послушайте и постарайтесь сделать вывод сами. Поступил я в училище. Служба казалась интересной. Но прошло два-три месяца, юношеское любопытство насытилось. Начались повторения, одни и те же строевые приемы, марш-броски, физзарядки. Жизнь сделалась скучной, однообразной... Я да и другие курсанты загрустили. Трудности давали себя чувствовать все больше и больше.

А наш командир как будто этого и не замечал, с каждым днем становился все придирчивее. Его фамилия была Кобец, а мы прозвали его Кобчик. Он ни в чем не давал спуску. Бывало, на занятиях по тактике целый день окапывание, перебежки, атаки; жара, пыль, обмундирование пропиталось потом. Построимся для возвращения домой, а Кобчик прижимает: "Вяло оружие взяли на плечо! Повторим!" "Ну зачем здесь четкость ружейного приема? Будет строевая, тогда и требуй!" - думал я. А он так во всем. Гнет свое и будто не замечает, что мы живые люди, а не автоматы.

Трудно складывались наши отношения с командиром. Порой казалось, предел нашей покорности наступил, вот-вот порвется последняя нить и кто-нибудь откажется повиноваться. Если бы в это время спросили, пользуется ли наш командир авторитетом, ответ был бы отрицательный. Скажу прямо, недолюбливали мы лейтенанта. И все же окончательно невзлюбить не могли. Недоставало чего-то для этого. Чего именно, я понял гораздо позже. Дело оказалось вот в чем. Все, что требовал от нас Кобец, не выходило за рамки положенного. И сам он эти требования соблюдал образцово. Ну как на него обижаться, если он выйдет к спортивному снаряду и работает безукоризненно?! На занятиях по рукопашному бою залюбуешься его ловкостью. На марш-броске всегда впереди, и нет на лице признаков усталости. Посмотришь на него, внешний вид блестящий - красавец наш Кобчик, да и только! На плакате картинка выглядит хуже. Вот если бы он был чуточку помягче... Причем каждому из нас казалось, что именно к нему Кобеи особенно придирчив.

Требовательность нашего лейтенанта скоро принесла плоды: взвод стал лучшим в училище, мы уверенно сдавали экзамены и зачеты. К нам все относились с уважением. Взводу выделили лучший ряд в клубе. Курсанты из других подразделений, которые прежде над нами подтрунивали: "Дает вам Кобчик жизни!", теперь смотрели с завистью. Они стали понимать, что Кобец делает из нас настоящих командиров.

Наряду с требовательностью лейтенант очень ревностно заботился о нас. Выяснилось, что он знал о каждом абсолютно все. Попадешь иногда на "душеспасительную" беседу и просто поражаешься, откуда ему известны имена родителей, чем ты увлекался в школе, с какой девушкой дружишь, какие читаешь книги.

Когда мы повзрослели - а в армии это происходит не за годы, а за месяцы, - стали присматриваться к стилю работы командира взвода. И тут обнаружилось, что у него строгая система и пунктуальность в работе. Он каждый день очень тщательно готовился к занятиям. Он любил свою профессию. Он любил нас. Ну как не уважать такого офицера!

На втором курсе, когда все мы поняли, какой замечательный у нас командир, служба шла настолько ритмично, что лейтенанту почти не приходилось повышать тон. Мы выполняли все его требования безоговорочно, старались делать все быстро и сноровисто. Огорчить командира взвода какой-нибудь оплошностью считалось теперь предосудительным. Если такое случалось, виновник сам глубоко переживал и от товарищей влетало. Вот если бы теперь спросили, пользуется ли авторитетом наш командир, то каждый, не задумываясь, ответил бы: да-да, и неограниченным! Достаточно было одного его слова, и любой из нас пошел бы, как говорится, в огонь и в воду.