Вечный август. История любви - [4]

Шрифт
Интервал

Она похолодела. Бродящая вокруг неё злая сила добралась и к нему, в горы. Она не сомневалась, кто поднял руку на её любовь. Молча прижалась к нему.

— Замерзла? Вся дрожишь! — заботливо охватил её плечи своей теплой рукой. — Но работу закончили, утром увидишь! Он укрыл её своей курткой, оттолкнул лодку от берега, включил мотор, и лодка, расплескивая волны, понеслась в неспокойную тьму ночи, и светящийся на коротенькой мачте огонек, как будто бежал впереди, обозначая им дорогу.

Где-то напротив темнеющей громады гор, Он провел лодку узким проходом между островами, в отгороженном лесом затишке, приткнул лодку к песчаной косе, сказал:

— Отсюда на восходе солнца увидим нашу скалу. А пока… — Он близко заглянул ей в глаза. Она обняла его, поцеловала в губы. Он расстелил по дну лодки одеяло, нашлась даже маленькая подушка. Они легли рядышком. Тела их сплелись, и дыхание смешалось…

5

Она поднялась первой. Стесняясь своих растрепанных волос, кое-как привела их в порядок, перегнувшись через борт, умыла лицо. Внимательно всмотрелась в свое отражение в неподвижной воде, улыбнулась сама себе.

Он спал, прижавшись щекой и носом к подушке. Спал, успокоено, непробудно, наверное, впервые за все последние три дня.

Она осторожно присела на корме, взглянула на горы и увидела тот самый, ЕГО Утес. Освещенный утренним солнцем, Утёс высился, среди плотной мохнатости поросших лесом склонов, как обнаженная рана. И где-то из верхней трети его, смотрел на Волгу Разин Степан в своей казацкой островерхой шапке.

Крупное лицо его было гневливо, взгляд остр и осуждающ, вытянутая перед грудью рука с полусогнутыми пальцами, как будто невероятным напряжением приподнимала невидимую тяжесть.

Взгляд Степана обжигал, хотелось отвести глаза, но властная сила взгляда, оттуда с высоты скалы, заставляла смотреть и смотреть с каким-то неясным беспокойством.

В это время Он поднял с подушки, еще сонную голову, взглянул улыбчиво, подвинулся к ней, взял её руку, благодарно поцеловал.

— Ну, как наш Степан? — спросил с ноткой ревнивого ожидания.

— Не думала, что такое возможно…

— И что ты чувствуешь?..

— Ой, трудно сказать! — смутилась Она. — Мне кажется, — может это только мне кажется, он, как будто спрашивает: что же это вы, люди?!

— Умница, какая же ты умница! Он укоряет. Бунтарская его воля не терпит безмолвствующего народа! Хотелось бы, чтобы каждый, кто проплывет по Волге мимо этого Утёса, унёс в безмолвствующей своей душе, хотя бы частицу беспокойства!..

Она обняла его голову, нагнулась поцеловать и замерла: в густых его волосах увидела седину. Едва сдержав слезы, прижалась щекой к побелевшей прядке, услышала, как глухо, словно через силу, он сказал:

— Когда висел на канатах над скалами, меня убивало бессилие. Больше всего я тревожился о тебе. Одна. В ночи. На берегу. Из тьмы мысленно кричал тебе: «Я жив! Жди!..».

Она, пряча лицо в его волосах, тихо проговорила:

— Я слышала… И ждала…


Они возвращались в город. Лодка несла их по утренней глади сонной реки, мимо гор, песчаных, еще безмолвных кос, береговых крутояров, поросших высоким лесом. Само движение по серединному фарватеру радостно возбуждало чувства преодолением раскинувшегося впереди простора, и неразлучимость их, сидящих рядом, казалось Ей и Ему отныне вечной.

Но вот за поворотом показались дома, заводские трубы, как будто вытянутые вверх поднимающимся из них черным дымом, пароходы у портовых причалов, неуспокоенно снующие от берега к берегу лодки, пыхтящие тупоносые катера, показался, и одинокий осокорь на берегу, у которого так долго и верно ждала Его Она, и обласканное любовью сердце сдавила, утихшая было тревога, — они возвращались в суетный, недобрый мир большого города, который не признавал самой возможности чужого счастья. Там, среди домов и улиц, таилась и та Злая Сила, которая поклялась обречь её на вечное одиночество. В тоске почувствованного страха Она прижалась к Нему. Он обнял Ее и ощутил дрожь её плеч, все поняв, успокоил.

— Однажды, помнишь, я сказал тебе: обстоятельства могут задержать, но остановить не могут. Теперь уже нет силы, способной нас разлучить…


Они прожили неразлучно в любви и согласии еще полвека, начиная с этого памятного для них дня!..


Еще от автора Владимир Григорьевич Корнилов
Искра

Романтическая повесть о любви, смерти и бессмертии.


Годины

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Семигорье

Вниманию сегодняшних читателей представляется первая Интернет-публикация первой книги из знаменитой трилогии писателя («Семигорье», «Годины», «Идеалист»), которая с успехом выдержала более шести переизданий. Ибо именно этот роман, как и его герои, всегда и по праву оставался наиболее востребованным и любимым читателями самых разных категорий и возраста.Он начинает повествование о разных и увлекательных судьбах своих героев на фоне сложных и противоречивых событий, происходящих в нашей стране на протяжении середины и до конца прошлого XX века.


Аллочка

Владимир Григорьевич всегда пресекал попытки поиска строгой автобиографичности в своих произведениях. Он настаивал на праве художника творить, а не просто фиксировать события из окружающего мира. Однако, все его произведения настолько наполнены личными впечатлениями, подмеченными и бережно сохраненными чуткой и внимательной, даже к самым незначительным мелочам, душой, что все переживания его героя становятся необычайно близкими и жизненно правдоподобными. И до сих пор заставляют читателей сопереживать его поискам и ошибкам, заблуждениям и разочарованиям, радоваться даже самым маленьким победам в нелёгкой борьбе за право стать и оставаться Человеком… И, несмотря на то, что все эти впечатления — длиною в целую и очень-очень непростую жизнь, издатели твёрдо верят, что для кого-то они обязательно станут точкой отсчёта в новом восприятии и понимании своей, внешне непохожей на описанную, но такой же требовательной к каждому из нас Жизни…


Даша

Владимир Григорьевич всегда пресекал попытки поиска строгой автобиографичности в своих произведениях. Он настаивал на праве художника творить, а не просто фиксировать события из окружающего мира. Однако, все его произведения настолько наполнены личными впечатлениями, подмеченными и бережно сохраненными чуткой и внимательной, даже к самым незначительным мелочам, душой, что все переживания его героя становятся необычайно близкими и жизненно правдоподобными. И до сих пор заставляют читателей сопереживать его поискам и ошибкам, заблуждениям и разочарованиям, радоваться даже самым маленьким победам в нелёгкой борьбе за право стать и оставаться Человеком… И, несмотря на то, что все эти впечатления — длиною в целую и очень-очень непростую жизнь, издатели твёрдо верят, что для кого-то они обязательно станут точкой отсчёта в новом восприятии и понимании своей, внешне непохожей на описанную, но такой же требовательной к каждому из нас Жизни…


Любушка

Владимир Григорьевич всегда пресекал попытки поиска строгой автобиографичности в своих произведениях. Он настаивал на праве художника творить, а не просто фиксировать события из окружающего мира. Однако, все его произведения настолько наполнены личными впечатлениями, подмеченными и бережно сохраненными чуткой и внимательной, даже к самым незначительным мелочам, душой, что все переживания его героя становятся необычайно близкими и жизненно правдоподобными. И до сих пор заставляют читателей сопереживать его поискам и ошибкам, заблуждениям и разочарованиям, радоваться даже самым маленьким победам в нелёгкой борьбе за право стать и оставаться Человеком… И, несмотря на то, что все эти впечатления — длиною в целую и очень-очень непростую жизнь, издатели твёрдо верят, что для кого-то они обязательно станут точкой отсчёта в новом восприятии и понимании своей, внешне непохожей на описанную, но такой же требовательной к каждому из нас Жизни…


Рекомендуем почитать
От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Русские народные сказки Сибири о богатырях

В книге публикуются русские волшебно фантастические сказки, записанные в разные годы, начиная с прошлого века и до наших дней, на территории Западной, Восточной Сибири и Дальнего Востока. В работе кроме печатных источников использованы материалы, извлеченные из архивов и рукописных фондов, а также собранные отдельными собирателями. К каждой сказке имеется комментарий, в конце книги даны словарь малоупотребительных и диалектных слов, указатель собственных имен и названий, топографический и алфавитный указатели, списки сказочников и собирателей.


50 оттенков черно-белого, или Исповедь физрука

Дмитрию 30, он работает физруком в частной школе. В мешанине дней и мелких проблем он сначала знакомится в соцсетях со взрослой женщиной, а потом на эти отношения накручивается его увлеченность десятиклассницей из школы. Хорошо, есть друзья, с которыми можно все обсудить и в случае чего выстоять в возникающих передрягах. Содержит нецензурную брань.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Лицей 2021. Пятый выпуск

20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.