Вечные всадники - [35]

Население Аламата теперь состоит, похоже, только из женщин, детей и стариков. Редко где увидишь мужчину. Тех джигитов, которые так холили коней, гарцевали на них, красовались у родника, ухаживая за девушками, уже не было.

Мать ходила грустная. За два месяца от отца была только одна треуголка, написанная чьей-то рукой, но подписанная каракулями отца. В письме не был указан адрес, отец обещал: «Ждите, напишу».

Вся их жизнь в Аламате теперь – ожидание. И днем и ночью ждут. Глаза целый день устремлены на ворота, на улицу – не идет ли почтальон? Он сейчас в ауле самый долгожданный человек… Пока он еще никому не приносил ужасную весть. Но это продолжалось недолго. Весть такая пришла: одноглазый почтальон, сам не зная того, вручил семье «А» – девочки Мариам – черную весть. И не успел он выйти с их двора, как услышал за собой горестные причитания, плач. Почтальон застыл у ворот не в состоянии сделать шага ни назад, ни вперед. А соседи уже бежали к этому двору, вбегали в ворота, обходя почтальона как чумного. Он стоял обгорелым столбом, готовым рухнуть; лицо у Одноглазого потемнело, тело сникло.

С того дня почтальон сделался сам не свой. Вручая письма, он уже знал по конверту, похоронка в нем или послание аламатца. Еще живого… Он, почтальон, стал для Аламата и желанным, и страшным человеком.

Услышав о гибели отца Мариам, Марзий помчалась соболезновать, Солтан – за ней вслед. Большой двор был полон стариков и женщин. Шайтан, растерянный и печальный, тоже оказался там. Они с Солтаном молча сели на сосновое бревно. Женщины навзрыд плакали в доме, старики сидели во дворе, опустив седые головы.

– Что сейчас с нашими отцами…-тихо сказал Шайтан.

Солтан не ответил, а вспомнил тот последний день на Бийчесыне, когда с ним прощался бледный, озабоченный отец.

В это время женщины вывели за руки во двор Мариам. Солтан и Шайтан подскочили к бледной, почти потерявшей сознание девочке, кто-то обливал ее лицо водой.

Через некоторое время она открыла глаза, провела рукой по мокрому лицу и увидела своих школьных товарищей, заплакала, причитая:

– А что же станет со мной, а как я буду жить без отца? А где мы найдем его могилу? А отомстили ли за моего отца?

Солтан и Шайтан, переполненные чувством жалости, не могли найти слов, чтобы утешить Мариам.

Уходя со двора, Солтан только и нашелся сказать ей, впервые называя «А» по имени:

– Будь мужчиной, Мариам!

Так первая трагическая весть с фронта потрясла весь аул. Но хорошие вести тоже шли. Такая весть в сентябре прилетела и в дом Солтана! Отец писал, что служит под началом генерала Доватора в кавалерийской части, был легко ранен, но снова в строю. Писал, что с ним ничего не случится, напоминал Солтану, что надо хорошо учиться, работать, помогать матери во всем. Он давал советы, чтоб именно надо сделать по дому к зиме. Это письмо окрылило! Солтан и мать ожили, работа по дому пошла веселее.

Серый служил Солтану отличную службу. Каждый день Солтан ездил на нем в лес за хворостом, за ними всегда гордо шагал «проклятый» баран, еле дыша от жира и своим устрашающим видом пугая встречных, хотя все знали, что вне дома он никого не трогает.

Пока Солтан собирал хворост, баран и Серый дружно паслись на полянке. Солтан приторочивал к ишаку – по бокам— две вязанки хвороста, туго затягивал ремни. Ишак стоял хмуро, не возражая, а у его носа скучал баран, спокойно жуя жвачку и как бы утешая друга. Затем отправлялись домой.

Так Солтан заготовил немало топлива на зиму. Привезет две вязанки дров и бежит к Тугану. А вечером домашние уроки.

Утром все сначала: чуть свет надо убирать в хлеву, выгонять скот за околицу…

В голове еще одна забота: не покидало беспокойство за сено. Он умеет косить, но когда этим заниматься? Бросать учебу никак нельзя, об этом матери и не заикнешься.

Спасибо, помог семьям фронтовиков завод: с помощью старших школьников завод заготовил понемножку сена и для этих семей.

Без Серого и без «проклятого» барана Солтану было бы скучно заготавливать хворост в лесу. А с ними не соскучишься! Однажды, когда Солтан уже набрал хворосту и собрался погрузить его, он увидел, что Серый и баран спят голова к голове мертвецким сном. Солтан всячески тормошил их, пинал, но они еле раскрывали глаза и снова засыпали. Ну и чудеса! Вдруг Солтан заметил, что от той мяты, которая росла рядом на полянке, не осталось ни кустика. И он понял причину беспробудного сна двух обжор: они объелись мяты! А все потому, что лопают подряд все, что подвернется, не раздумывая: то, что ест один, ест и другой. Пришлось дать выспаться, но и домой они брели сонные, шатаясь на ходу, как пьяницы, и удивляя прохожих.

…Наступили осенние холода. Люди перешли из летних комнат, от веселых, но ненадежных в стужу очагов, в зимние, с печным отоплением. У Лепшоковых во дворе было под навесом достаточно топлива на зиму, потому что и Марзий постаралась: запасла кизяк, сложила его рядом с дровами. Сена, наверное, при бережливом расходе хватит для коровы с теленком, перепадет кое-что и для единственного теперь барана и для ишака.

Марзий и Солтан сделали так, как советовал в письмах отец: зарезали всех семерых овец, чтобы не тратить на них сено, сдобрили мясо чесночно-соляным раствором, высушили его на солнце и ветре, затем Марзий сложила все это вяленое мясо в просторный деревянный закром и сказала: