Вечные паруса - [4]

Медведев поддержал астрофизика:

— Кривцов прав. Достаточно цифрового индекса. Планета вполне ординарная.

— Хорошо. Договорились, — капитан повернулся к Андрею, похлопал по плечу. — Ну, а ты, товарищ папа, влезай в "Яйцо", бери диск и отправляйся…

— "Яйцо"… — Андрей недовольно поморщился. — Здесь рукой подать… А с ним возни столько…

— Никаких разговоров. Мне и так тебя отпускать не следует одного. Но время горячее, ты человек опытный. С "Яйцом" тебе Кривцов поможет, а связь…

— Связь буду держать я, — бросил на ходу Медведев. — Мне все равно в радиорубке работать с "Хроносом", и я смогу заодно следить за "Примой".

— Добро. Не задерживайся, Савин. Время дорого.

Пока Андрей собирал записи, кают-компания опустела.

Кривцов догнал Андрея уже в "инкубаторе".

— Возьми вот это, — он кивнул в сторону третьей ячейки справа. Только вчера в нем ходил. Абсолютно свежее и отлично чувствует руки.

Придерживая за сложенные манипуляторы, они довольно легко выкатили двухметровый полированный эллипсоид из ячейки и закрепили между решетчатыми дисками возбудителя. Кривцов отошел к панели управления.

— Открывай! — бросил он через плечо.

Андрей только сейчас заметил, что САЖО-5 — скафандр автономного жизнеобеспечения — мало напоминает яйцо. Он похож скорее на мертвого жука со скорбно скрюченными лапками. Точнее, не на мертвого, а на спящего. Достаточно одного движения и…

— Ну что ты там? Никак не опомнишься?

— Да нет, Алеша. Просто засмотрелся. Странно — сигнал готовности горит, как кусок ночного лабира…

— Вот уж не знал, что отцовство развивает скрытые художественные наклонности, особенно творческую фантазию. Надо будет запомнить на будущее…

Андрей, улыбаясь, нажал тугую красную кнопку на туловище жука.

— Я думаю, Алеша, тебе не придется долго ждать подтверждения.

Астрофизик довольно фыркнул в черную бородку и полез за носогрейкой, хотя курить в "инкубаторе" не полагалось.

Металлическое тело жука медленно разошлось на две половинки, словно скрипичный футляр, открыв замысловатую и тщательно продуманную путаницу внутренностей.

— Кстати, — Кривцов держал носогрейку в зубах, но не зажигал. — Ты заметил заводскую марку? Красноярск… Так сказать, привет от земляков-сибиряков…

Только сейчас — позор! — Андрей обратил внимание на буквы "КБК" "Красноярский биокомплекс" — выбитые на суставах манипулятора. А ведь Нина до свадьбы работала на КБК! Может быть, ее пальцы прикасались к этому металлу, давая жизнь миллиардам микроорганизмов и грибков, заключенным в пробирки и змеевики, колбочки и реторты, этим пушистым подушкам чудодейственной хлореллы; может быть, ее пальцы сделали для него эту немыслимо сложную и великолепно действующую модель биосферы Земли, чтобы в страшный час в пучинах беспощадного космоса он не погиб…

Она стоит на самом краю слоистого, полуобрушенного утеса, над зеленоватой плоскостью Красноярского моря, расчерченного моторками, и, закинув лицо, читает странные старые стихи:

Приедается все.

Лишь тебе не дано примелькаться.

Дни проходят,

и годы проходят

и тысячи, тысячи лет.

В белой рьяности волн,

прячась в белую пряность акаций,

может, ты-то их, море,

и сводишь, и сводишь на нет…

Ветер трогает ее волосы, ветер Земли — целый океан кислорода, пропущенный сквозь смолистые фильтры тайги, ноги утопают в спутанных диких травах, ползущих к влаге и солнцу. Противоположного берега не видно, и небоскребы дальнего города встают прямо из воды, невесомо радужные, сказочно красивые, как гигантские кристаллы лабира…

Тьфу ты! Опять этот чертов лабир! Так можно и с ума сойти…

— Слушай, Андрей может быть, тебе действительно лучше не лететь? Кривцов сочувственно заглядывал ему в лицо. — Ты же спишь на ходу и видишь сны наяву. Давай лучше я слетаю, а?

— Брось дурить. Включай-ка лучше ультрафиолет.

— Дело твое, — астрофизик положил руку на панель. — А то я бы моментом…

Между дисками возбудителя, обтекая корпус скафандра, возникло легкое облачко ионизации. Поток невидимого света омыл внутренность металлического жука, проник в тысячи крохотных ячеек и отсеков. В нейлоновых венах забулькали разноцветные жидкости, затуманились реторты и колбочки. Андрей почти физически ощутил, как постепенно, орган за органом, оживает искусственный организм.

— Даю це-о-два!

Вокруг "Яйца" взвыл ветер, корпус скафандра задрожал от вихря углекислого газа. Подушки хлореллы мгновенно вспухли, зеленые нити полезли сквозь мелкое сито защитных сеток.

— Готов?

— Да.

— Пошли!

Мгновенно смолк ветер и погасло облачко ионизации. Андрей привычным прыжком, спиной вперед, юркнул в распахнутый футляр. Кривцов был уже рядом, помогая застегивать многочисленные манжеты на руках и ногах, закрепляя датчики и отводные трубки.

Это был самый трудный момент во всей процедуре одевания. Здесь требовалась быстрота и точность — надо было присоединиться к скафандру, пока разбуженная жизнь не уснула снова.

Наконец щелкнул замок, и Андрей очутился в "Яйце", отрезанный и защищенный от всего остального мира толстой броневой скорлупой.

— Ну как? — раздалось в наушниках.

— Вполне. Немного трудно дышать. Хлорелла успела опасть. Остальное — в норме.

— Может, повторим?