Вечность - [13]

Но сейчас настроение у меня было как раз для перебранки с полицейскими.

Домой я не поехала. Я и так знала, что до дома двадцать две минуты езды. Слишком мало.

Беда была в том, что теперь он завладел мной. Я снова подошла к Коулу слишком близко и заразилась им. Недуг проявлялся в виде весьма специфического набора симптомов. Раздражительность. Перепады настроения. Учащенное сердцебиение. Потеря аппетита. Безразличный остекленевший взгляд. Усталость. Далее последуют пустулы и бубоны, как при чуме. Ну а потом смерть.

Я-то думала, будто полностью излечилась. А это, оказывается, была всего лишь ремиссия.

Дело было не только в Коуле. Я так и не рассказала Сэму про отца с Маршаллом. Я пыталась убедить себя, что у отца не получится снять с волков статус охраняемых животных. Даже при содействии конгрессмена. Оба они были большими шишками у себя на родине, но это совсем не то же самое, что быть большой шишкой в Миннесоте. И незачем мучится угрызениями совести из-за того, что я не предупредила Сэма.

Я так задумалась, что не заметила даже, как в зеркале заднего вида вспыхивают красно-голубые огни полицейской мигалки. Потом взвыла сирена.

Подала голос и умолкла, только чтобы оповестить меня о своем присутствии.

Внезапно перебранка с полицейскими показалась мне не такой уж и блестящей перспективой.

Я притормозила у обочины. Вытащила из сумочки права, из бардачка — свидетельство о регистрации машины. Опустила стекло.

Когда полицейский подошел к моему окну, я увидела, что на нем коричневая форма и большая, странного вида шляпа; значит, передо мной представитель полиции штата, а не округа. Полиция штата никогда не разменивалась на предупреждения.

Я вляпалась по-крупному.

Он посветил мне в лицо фонариком. Я поморщилась и отвернулась, чтобы он выключил его.

— Добрый вечер, мисс, Ваши права и свидетельство о регистрации, пожалуйста. — Вид у него был слегка раздраженный. — Вы видели, что я еду за вами?

— Ну да, надо полагать, раз я остановилась.

Офицер улыбнулся невесело, как иногда улыбался отец, когда разговаривал по телефону, и не глядя, взял у меня права и свидетельство.

— Я ехал за вами полторы мили.

— Я задумалась, — сказала я.

— Так вести себя на дороге нельзя. Здесь ограничение скорости — пятьдесят пять миль, — произнес полицейский. — Я выпишу вам повестку в суд за езду со скоростью семьдесят три мили в час. Сейчас вернусь. Пожалуйста, никуда не уезжайте.

Он отошел к своей машине. Я не стала закрывать окно, хотя вокруг зеркал заднего вида, в которых отражались полицейские фары, уже начинала роиться мошкара. Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, представляя, что скажет отец. Меня посадят под домашний арест. Отберут кредитку. Лишат мобильника. В арсенале моих родителей были все пыточные орудия, которые они изобрели еще в Калифорнии. Теперь можно не ломать голову, ехать мне к Сэму с Коулом еще раз или нет, ведь остаток учебного года я проведу взаперти.

— Мисс?

Я открыла глаза и распрямилась. Полицейский снова стоял перед моим окном с правами и свидетельством о регистрации в руке и штрафной книжкой.

Тон его совершенно изменился.

— Ваши права выданы на имя Изабел Калперер. Вы имеете какое-то отношение к Томасу Калпереру?

— Это мой отец.

Полицейский забарабанил ручкой но штрафной книжке.

— Понятно, — протянул он, возвращая мне документы. — Так я и думал. — Вы ехали слишком быстро, мисс. Чтобы такого больше не повторялось.

Я уставилась на свои права. Потом на него.

— А как же…

Полицейский козырнул мне.

— Желаю благополучно добраться до дома, мисс Калперер.

9 СЭМ

Я чувствовал себя генералом. Большую часть ночи я просидел без сна над картами, пытаясь выработать стратегию борьбы с Коулом. Используя в качестве крепости компьютерное кресло Бека, я покачивался вперед-назад и время от времени делал в старом ежедневнике Бека пометки для потенциального диалога с Коулом, а для вдохновения раскладывал пасьянс. Если пасьянс сойдется, я объявлю Коулу правила, которые ему придется соблюдать, если он хочет и дальше жить в этом доме. Если не сойдется, не стану ничего ему говорить и посмотрю, как будут развиваться события. Чем дальше, тем более замысловатые правила я для себя придумывал: если пасьянс сойдется, но на это уйдет больше двух минут, я напишу Коулу записку и приколю к двери его комнаты. Если сойдется и первым выйдет король червей, я позвоню ему с работы и зачитаю список правил.

Между пасьянсами я проговаривал про себя фразы. Должны же где-то найтись слова, которые донесли бы до Коула мое отношение, но не показались бы покровительственными. Слова, которые прозвучали бы вежливо, но непреклонно. Вот только где искать это самое «где-то», я не представлял.

Время от времени я на цыпочках пробирался из кабинета Бека по темному коридору к дверям в гостиную и стоял на пороге, глядя на спящего после приступа Коула, пока не убеждался, что тот дышит. Тогда досада и гнев гнали меня обратно, в кабинет Бека, продолжать строить бесполезные планы.

Глаза уже слезились от усталости, но спать было нельзя. Если проснется Коул, я смогу с ним поговорить. Раз уж у меня только что сошелся пасьянс. А то он проснется, а я не поговорю с ним прямо сразу. Я сам не знал, почему так важно было поговорить с ним именно после того, как он проснется, но тем не менее не мог позволить себе пропустить его пробуждение.