Вечность как предчувствие - [17]

При моем появлении из–под одеяла выглянула любопытная мордочка крохотной девчушки. Вытирая ноги о половичок, я ласково улыбнулась в ответ на сонный взгляд:

— Доброй ночи, солнышко.

— Поздоровайся с нашими гостями, дочь, — тихо добавила хозяйка дома.

Девочка, переглянувшись с матерью, завернулась в одеяло, слезла с кровати и осторожно приблизилась ко мне. Маленький молчаливый дикий зверек с несмываемым пятном проклятья на желтой от настороженности ауре… и перечеркнутой Вечностью жизнью. Из–под седой челки на меня внимательно смотрели голубые глаза, но видел меня лишь один. Древнее проклятье разделило худенькое тельце на две половины, одна из которых принадлежала жизни, а вторая — смерти. И живая — чувствовала, слышала, осязала, видела и постигала, а мертвая — смотрела тусклой пустотой, тонула в глухом молчании, висела бесполезной плетью…

Я разулась, подошла к девочке и присела на корточки:

— Как тебя зовут, милая?

Молчание. Лишь затравленное удивление на живой половине бледного личика.

— Эрейя, — тихо ответила за дочь ее мать. И, помедлив, тихо добавила: — А меня — Таит.

— Эрейя? — я улыбнулась. — Первая капель?

— Она родилась на исходе сезона Снежной луны, — смущенно объяснила Таит.

А меня ввела в заблуждение седина… Интересная особенность, которой я не уставала удивляться, — люди, рожденные в один из сезонов, имели определенные сходные физиологические черты. Рожденные в сезон Снежной луны — светлые волосы и светлые глаза, в Пыльную луну — рыжие волосы и темные глаза (реже — светлые), а люди Дождливой луны — темные (реже — рыжеватые) волосы и светлые глаза (иногда — темные). А меня ввела в заблуждение седина, поскольку поначалу показалось, что девочка родилась, как и я, в сезон Дождливой луны…

— Рейсан, — представилась я и кивнула на ворона, — Молчун.

Ворон, совсем недавно испуганно прятавший голову под крыло, гордо расправил крылья, распушил хвост и, заработав мой многозначительный взгляд, глухо каркнул. Я одобрительно кивнула, сняла плащ, повесив его на крючок у двери, разулась, надев теплые тапочки, и пошла за занавеску помыть руки. Таит тем временем суетилась по хозяйству, и когда я села напротив нее, на столе уже стояли горячий чайник, кружки и плетеная корзинка с печеньем. Мне стало неудобно. И объедать — некрасиво, и отказываться — непорядочно…

— Угощайся, — Таит обняла дочь, которая, не сводя с меня внимательного взора, свернулась уютным клубком на коленях матери.

Ладно, перед уходом подсуну под скатерть деньги… Я неспешно пила сладкий травной чай и внимательно слушала невеселую историю маленькой семьи. Таит рассказывала спокойно, отстраненно, и в ее голосе странно отсутствовали злость, ненависть или ярость, лишь слышались горькая усталость и покорность судьбе.

— Это своего рода семейная легенда, которую мне рассказала мама, прежде чем уйти в Вечность… В эпоху Девятого в нашей семье родились две девочки–близняшки, и со временем старшая выбрала путь темного мага, а младшая — путь травницы, к чьему роду мы с Эри и принадлежим. Темных магов, говорят, боялись уже тогда, и вскоре пути сестер разошлись, а после замужества младшей между ними встала еще и ненависть. Старшая не хотела брать себе чужих воспитанников, а стремилась передать свои знания потомкам, но Вечность отняла у нее возможность быть матерью. И несколько поколений она, смирившись, ждала, когда же темный родится у ее сестры. Но проходило время, а внуки и правнуки рождались сначала лишь с силой сумерек, а потом — и со светом. И перед смертью старшая прокляла весь наш род. Дословно никто не знает, что именно она говорила, но с тех пор в семье рождается лишь одна девочка без магических способностей, и в течение всей жизни ее преследуют странные несчастья. Моя прапрабабка была одержима желанием уйти в Вечность, причем каким–нибудь изощренным способом. Прабабка — не выносила дневного света. Бабка — случайным словом накликала страшные несчастья. Мама, говоря хорошее, против воли оскорбляла и проклинала окружающих, стремясь помочь — приносила вред, а я… А меня редко кто видит, а если и видит — то в облике ужасного монстра или подобного неприглядного существа. А Эри… — и голос Таит сорвался. — Что с ней — я не понимаю…

— Все просто, — я вертела в руках кружку и сосредоточенно изучала плавающие в воде крупицы травы. — Твоя родственница не могла иметь своих детей в силу странной физиологии темных магов. Нам этого природой не дано. Так было в эпоху Девятого, и так есть и сейчас. Проклятье пало не на род, а на ненавистную твоей предшественнице силу сумерек или света, с которой вы рождались, но которая оборачивалась против вас, — я подняла глаза на Таит: — В тебе есть сила туманных сумерек, отсюда и окутывающий твою ауру обманный туман. А в Эри — очень много света, — я невольно улыбнулась девочке.

— Света?.. — тихо переспросила моя собеседница.

Я кивнула:

— И подозреваю, что проклятье направлено в первую очередь именно против магии света. Вы, сумеречные, кое–как с ним справлялись, а вот свет бы проклятье наверняка убило… если бы не было столь старым. За давностью эпох оно истерлось, потеряло свою прежнюю силу, и потому твоя дочь еще жива.