Вечно худеющие. 9 историй о том, как живут и что чувствуют те, кто недоволен своим телом - [38]

* * *

Фрагмент третий: «Я неправильная, я не нравлюсь своей маме».

День рождения у Маруси – первого мая, и это, с одной стороны, удобно – всегда выходной. С другой – не всегда получается пригласить всех друзей, потому что многие уезжают с родителями на праздники отдыхать или за город… Свои 16 лет Маруся тоже хочет отпраздновать на даче, с друзьями. Заготовлены торты, маффины, заказана доставка пиццы, и накуплено разных других вкусных вещей… Утром Маруся надолго застревает у шкафа, никак не может выбрать, что надеть. То джинсы натянет и майку набросит, да на каблуки встанет, то сарафан на веревочках с кедами нацепит, то еще что-нибудь. Она кажется себе хорошенькой. Может, не красавицей, но точно хорошенькой, славной, симпатичной. Поглядывает на себя в зеркало хитро и весело.

Мама входит в комнату в тот момент, когда Маруся в очередной раз решила, что в сарафане и кедах будет красиво и удобно, и, быстренько стащив джинсы, набросила сарафан и подтягивала ослабевшие на плечах тоненькие бретельки.

– Господи, ну в кого ты такая у меня? – мама вздыхает и ласково, но сочувственно смотрит на Марусю. – Плечики как у птички, ножки-палочки… Я, кстати, по случаю купила тебе лифчик с пуш-апом, очень хорошенький. Себе покупала и заодно тебе взяла, все забываю, чтобы ты примерила. У него, кстати, бретельки отстегиваются, так что и под сарафан можно. Давай попробуешь?

Мама суетится у комода, перебирает пакетики, находит лифчик. Маруся послушно снимает сарафан и примеряет лифчик. Смотрит на себя в зеркало. И не может понять, нравится ей так или нет? Настроение почему-то портится. Мама говорит: «В день рождения всегда так», – и помогает Марусе подтянуть лямки сарафана: «Ну вот так стала похожа на девушку, а то какой-то цыпленок или Буратино у меня вырос». И мама обнимает Марусю…

* * *

Фрагмент четвертый: «Я напоминаю маме о ее страдании, я не должна этого делать».

Выпускной. Маруся придумала себе платье с открытой спиной, хотя мама была против: «Слишком откровенно для выпускного вечера! Ты все-таки девочка еще». Но Маруся настояла. И вот мама и Маруся готовятся к выходу. Нарядились, крутятся перед зеркалом… Маруся говорит: «Мам, а у тебя какое было платье на выпускном? Ты мне не рассказывала». Мама мрачнеет: «Я не ходила на свой выпускной. Я после ожогов три года по больницам лежала, у меня не заживало ничего… А потом мне было так противно мое тело, что я старалась лишний раз не иметь с ним дела. Ходила в штанах да в свитерах, вот прям как ты сейчас. Даже платье надеть летом не могла, не то что открытую спину показать. Тебе этого не понять».

От этого маленького рассказа Марусе становится неуютно, как будто она в чем-то виновата. И смотреть на себя в зеркало не хочется. Она поворачивает голову и смотрит на свою голую спину. Это неприятно, на спине какие-то складочки, кожа кажется некрасивой, синеватой. Маруся думает: мама права, не надо платье с открытой спиной, это некрасиво. Она накидывает на плечи шелковый платок.

* * *

Мы старательно ищем кусочки фрески, сдуваем с них пыль…

И наступает день, когда Мария говорит: «Я была у мамы в воскресенье. Обратила внимание: она всегда недовольна тем, как я выгляжу. Никогда не скажет: “Как тебе идет этот свитер” или “Какая ты сегодня свеженькая”. Всегда только вскользь глянет и бросит: “Ты что-то усталая, круги под глазами”, “Вечно ты в своих балахонах”, “Не понимаю, почему ты не носишь каблуки, они удлиняют ноги”… И все в том же духе. Так всегда и было, наверное. Но я только сейчас обратила внимание. Я знаю таких женщин, на работе их полно, соседка вот у меня такая. Я даже про себя давно решила: если она говорит мне что-нибудь сострадательное вроде “Тебе надо отдохнуть, а то замученная какая-то”, это значит, я выгляжу отпадно. Я понимаю, что соседка завидует. И вот подумала: может быть, и мама тоже? Завидует мне? Так ведь может быть? Так бывает?»

* * *

Раскопки продолжаются. Фрагменты старой фрески ложатся рядышком, мы бережно смахиваем с них песок забвения, рассматриваем, передвигаем, чтобы все-таки понять, что же именно там изображено, что и как сломалось, нарушилось в жизни Марии…

Приходит еще один день, когда Мария говорит:

– Моя мама очень самостоятельная и очень уверенная в себе женщина. В ее присутствии я всегда чувствую себя слишком глупой, неловкой, какой-то недостаточно весомой, что ли. Если бы ты с ней познакомилась, ты бы поняла, о чем я. Она такая всю жизнь, и я вообще никогда не видела ее слабой, никогда не видела, чтобы она плакала, например. Как она сердится, я знаю прекрасно, как выглядит, когда недовольна… Но слабость? Нет, это не про мою маму. И тут я почему-то подумала, что, скорее всего, эта ее манера поведения, суперуверенная, когда подданные как будто падают ниц, – это же просто маска, да? На самом деле она все время боится, что кто-то увидит, например, эти ее пятна от ожогов, помнишь, я рассказывала? Да, точно боится! Она ведь никогда не ходит на пляж, летом не носит ни платья, ни майки, ноги и руки у нее всегда закрыты… Она очень искусно и незаметно это делает, никому в голову не приходит, что ее роскошные брюки и блузки с длинными широкими рукавами скрывают следы от ожогов. Я и сама-то видела эти следы всего раза два за всю жизнь… Я подумала, что она даже не смогла жить ни с одним мужчиной как раз поэтому: ей была невыносима сама мысль о том, что придется с кем-то делиться своим телом, этими пятнами. И ты знаешь, я сегодня была у нее с утра: завозила мед, она немного простудилась. Она такая, как обычно: костюмчик свеженький, хоть и болеет, но время с пользой проводит, что-то там по работе читает… И все равно, я прямо увидела в первый раз в жизни, какая она на самом деле маленькая. И неуверенная. Конечно же, не могла не заметить, что я сегодня очень усталая и что надо бы к косметологу… Но это было так смешно! Я вспомнила, как в детском саду одна девочка очень страдала, что у меня были настоящие кроссовки «Адидас», а у нее нет, и она все время мне говорила, что мои кроссовки не подходят к джинсам и все такое… Моя мама так же себя ведет… Это даже трогательно, и грустно, и смешно ужасно, правда! Я подумала, что, наверное, ей тоже отвратительно ее тело. Как и мне. Или мне так же отвратительно мое, как маме – ее собственное. Эта ужасная история с кастрюлей… Ожоги долго не заживали… Представляю, как это было тяжело. Я сегодня не боялась ее и не ненавидела. И знаешь что самое смешное? Я вышла на улицу, пошла к метро… А жара же сегодня ужасная, просто пекло… И вот я иду и впервые за всю жизнь понимаю, что никогда не ношу летом маек и стараюсь почти всегда ходить в брюках – мне как-то неловко бывает за свои голые ноги. Так что, кажется, я знаю ответ на первый вопрос: почему я так ненавижу свое тело. Похоже, я научилась этому у своей матери.