Вечная утопия - [84]

Шрифт
Интервал

На правительство было возложено принять надлежащія мѣры для того, чтобы проложить путь къ коммунизму на этихъ основныхъ началахъ. Мы не станемъ входить здѣсь въ дальнѣйшія подробности. Однимъ словомъ, все шло прекрасно, и энтузіазмъ былъ такъ великъ, что стала поступать масса петицій, въ которыхъ населеніе добивалось сокращенія переходнаго времени. Вслѣдствіе этого пятидесятилѣтній переходный періодъ былъ сокращенъ до тридцатилѣтняго; въ 1812 году должно было завершиться «перерожденіе».

Кабе не можетъ удержаться отъ того, чтобы не присоединить къ этимъ своимъ подробнымъ описаніямъ философскихъ и соціальныхъ разсужденій и тезисовъ, бывшихъ тогда уже въ довольно большомъ ходу. Онъ выводитъ стараго испанскаго инквизитора Антоніо въ качествѣ защитника неравенства и частной собственности, выводитъ, конечно, для того, чтобы блестящимъ образомъ опровергнуть его съ помощью икарійскаго философа Динароса. Этотъ послѣдній говоритъ съ пылкимъ энтузіазмомъ. Панегирикъ въ честь свободы, равенства и прогресса демократіи предназначается для того, чтобы увлечь читателя. Тутъ передъ нами излагается всемірная исторія съ радикально-демократической точки зрѣнія, обычной во всѣхъ тенденціозныхъ произведеніяхъ подобнаго рода. Папство оказывается учрежденіемъ демократическимъ, такъ какъ оно можетъ надѣть тіару на голову самаго скромнаго человѣка; затѣмъ идетъ прославленіе Лютера, изобрѣтателей книгопечатанія и паровой машины: это—величайшіе революціонеры. Машина носитъ въ своихъ нѣдрахъ тысячу революцій; паръ уничтожитъ аристократію. Такова сущность рѣчи, произнесенной со всею ловкостью адвоката и подтвержденной 54 страницами цитатъ, извлеченныхъ изъ Конфуція, Зороастра, Ликурга, Кузена, Гизо, Виллемена, Токвилля и сотни другихъ писателей. Собраніе, состоящее изъ 9.700 иностранцевъ, вотируетъ, наконецъ, свое мнѣніе относительно новой системы; 200 человѣкъ воздерживаются отъ голосованія, а остальные 9.500 произносятъ утвердительный вотумъ; съ этого же момента объявленъ крестовый походъ для распространенія икарійской системы.

Человѣкъ, проповѣдовавшій подобный идеалъ, не могъ довольствоваться однимъ только фантастическимъ описаніемъ. Послѣ изданія въ свѣтъ своего сочиненія онъ возвратился въ Парижъ, такъ какъ наказаніе, къ которому онъ былъ приговоренъ, потеряло уже свою силу благодаря давности. Онъ провозглашалъ свои принципы съ энтузіазмомъ апостола; основалъ журналъ «Le Populaire», совершилъ множество путешествій и издалъ съ цѣлью пропаганды массу брошюръ. Въ 1847 году онъ считалъ своихъ сторонниковъ сотнями тысячъ и дѣлалъ приготовленія къ тому, чтобы основать въ Техасѣ большую колонію. 3-го февраля 1848 года изъ Парижа отправился авангардъ изъ 69 молодыхъ сильныхъ икарійцевъ, сопровождаемый добрыми пожеланіями безчисленныхъ коммунистовъ. Прибывши на мѣсто, они узнали, что въ Парижѣ произошла революція, и маленькая армія горько сожалѣла, что покинула родину. Они основали небольшую колонію въ графствѣ Фанинъ (въ Техасѣ); но ихъ сладкая надежда смѣнилась вскорѣ разочарованіемъ: среди нихъ начала свирѣпствовать малярія; единственный врачъ сошелъ съ ума, и немногіе эмигранты возвратились, измученные и несчастные, въ Новый Орлеанъ. Самъ Кабе уѣхалъ изъ Парижа въ декабрѣ 1848 года, а въ мартѣ 1849 года 240 икарійцевъ покинули Новый Орлеанъ, чтобы основаться въ Науву (въ Иллинойсѣ). Тамъ они нашли всѣ благопріятныя условія, какихъ только можно было пожелать. Городъ Науву, расположенный по среднему теченію Миссисипи, былъ покинутъ мормонами; поэтому тамъ оказалось возможно пріобрѣсти по очень низкимъ цѣнамъ дома и поля, и въ промежутокъ времени между 1850 и 1855 годами Кабе имѣлъ нѣкоторый успѣхъ и радовался ему. Между тѣмъ недовольные изъ перваго отряда возвратились во Францію и добились 30-го сентября 1849 года присужденія Кабе къ двухлѣтнему тюремному заключенію, на основаніи 405-й статьи уголовнаго кодекса (за мошенничество). Это осужденіе было неправильное, такъ какъ нельзя было поставить Кабе на одну доску съ обыкновеннымъ мошенникомъ. Узнавъ о своемъ осужденіи, онъ возвратился въ Европу и добился пересмотра дѣла. Онъ смѣло явился въ судъ, чтобы доказать законность своихъ дѣйствій, и 26-го іюля 1851 года блестящимъ образомъ добился оправданія. Послѣ этого Кабе возвратился въ Америку, но его авторитетъ не былъ достаточно силенъ, чтобы спасти его дѣло отъ возникшихъ раздоровъ. Старый и фанатическій борецъ за права человѣка и за общность имущества со смертельной болью въ сердцѣ увидѣлъ себя изгнаннымъ изъ той самой колоніи, которую онъ основалъ. Онъ все переносилъ: нападки, оскорбленія, клевету, предразсудки, изгнаніе изъ родины, онъ все встрѣтилъ съ героическимъ мужествомъ; но онъ не былъ въ силахъ перенести этотъ послѣдній ударъ, изгнаніе изъ общества, которое онъ основалъ и которое осуществляло идеалъ всей его жизни. 8-го (9-го?) ноября 1856 г. онъ уснулъ въ Сенъ-Луи вѣчнымъ сномъ. Послѣ смерти этого неутомимаго борца, небольшая группа его адептовъ продолжала упорно слѣдовать по начертанному имъ пути. Но отъ всего этого обширнаго идейнаго замысла осталось въ настоящее время не больше какой-нибудь дюжины домиковъ, именно, небольшая деревенька Икарія, находящаяся въ графствѣ Адамсъ, штата Іова, съ населеніемъ въ количествѣ 65 человѣкъ.


Рекомендуем почитать
Семнадцать «или» и другие эссе

Лешек Колаковский (1927-2009) философ, историк философии, занимающийся также философией культуры и религии и историей идеи. Профессор Варшавского университета, уволенный в 1968 г. и принужденный к эмиграции. Преподавал в McGill University в Монреале, в University of California в Беркли, в Йельском университете в Нью-Хевен, в Чикагском университете. С 1970 года живет и работает в Оксфорде. Является членом нескольких европейских и американских академий и лауреатом многочисленных премий (Friedenpreis des Deutschen Buchhandels, Praemium Erasmianum, Jefferson Award, премии Польского ПЕН-клуба, Prix Tocqueville). В книгу вошли его работы литературного характера: цикл эссе на библейские темы "Семнадцать "или"", эссе "О справедливости", "О терпимости" и др.


Смертию смерть поправ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Авантюра времени

«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».


История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.


Бессилие добра и другие парадоксы этики

Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн  Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.


Самопознание эстетики

Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.