Вечная любовь - [42]

Хок выглядел усталым, изнуренным путешествием, на его щеках золотилась густая щетина, еще недостаточно длинная, чтобы скрыть резкие очертания подбородка. В руках он держал все тот же мешок и был одет все в тот же дорожный плащ. Ветер срывал его, обнажая широкие загорелые плечи, но плащ прижимала толстая цепь, свисавшая с мускулистой шеи.

От пристального, испытующего взгляда Хока у Авриль перехватило дыхание. Она опустила ресницы, стараясь не замечать, как замирает ее сердце.

— Вы… вы вернулись?

— А вы нормально себя чувствуете?

Неожиданный вопрос и напряженный голос Хока удивили ее, она подняла глаза:

— Да, достаточно нормально, чтобы…

— Что вы здесь делаете?

— Вы сказали, что я могу ходить куда хочу! — с вызовом напомнила она.

— Но я также предупреждал, чтобы вы держались подальше от утесов. Тем не менее, вернувшись около полуночи, я обнаружил, что ванингсхус пуст и постель не тронута. Пока не заметил вашего факела, я думал, что вы… — Он осекся и отвел взгляд. — Не важно. Это не имеет значения. — Он сбросил на землю тяжелый мешок и провел рукой по лоснящемуся лицу. — Почему в моем доме олененок?

— Это подарок.

— Этот подарок отметился на всех прочих подарках.

При этой новости Авриль едва сдержала довольную улыбку:

— Я не виновата. Это целиком ваша вина.

— Не припоминаю, чтобы просил кого-нибудь подарить мне олененка. — Послышался звук, который можно было принять за глубокий вздох. — Равно как не припоминаю и того, чтобы просил богов послать мне жену.

— Я вам не жена, — беззаботно возразила она. — И если бы в Антверпене вы оставили меня в покос, у вас теперь не было бы головной боли ни из-за меня, ни из-за олененка.

Он угрюмо посмотрел на нее, вроде бы желая что-то возразить, но, очевидно, передумал. Какое-то время тишину нарушал лишь шум обрушивающихся на берег волн да потрескивание факела в руке Авриль.

И в этот самый момент она вдруг вспомнила, что на ней надето.

А точнее, чего на ней не надето. Она стояла перед ним в одной тоненькой рубашке, к тому же с факелом в руке, отбрасывавшим, безусловно, достаточно света, чтобы он мог видеть все, что просвечивало сквозь полупрозрачную ткань.

Словно прочитав ее мысли, Хок медленно опустил светло-голубые глаза. Авриль почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. Пульс участился, все тело затрепетало, и грудь стала набухать в ответ на алчный, собственнический взгляд, которым он только что окинул ее.

Когда взгляд этот уткнулся в ее босые ступни, она услышала, что Хок дышит тяжело и прерывисто — так же, как она сама. Уже знакомый, вызывающий головокружение жар, который, похоже, неизменно вспыхивал, когда они оказывались близко друг к другу, стал подниматься в ней, проникая в самую сердцевину ее существа.

Потрясенная реакцией собственного тела, она застыла на месте, не в силах разгадать, что за беспокойная связь возникает между ними, постичь, как, даже не прикасаясь к ней, этот спокойный, загадочный норманн способен настолько возбуждать ее.

Приложив неимоверные усилия, она наклонилась со всей возможной для нее в тот момент грацией — хотя на самом деле ей хотелось провалиться сквозь землю — и подняла с земли плащ. Но держать факел и одновременно надевать плащ оказалось невозможно.

— Позвольте мне, миледи, — хриплым, низким голосом сказал Хок.

Прежде чем она успела отклонить его помощь, он одной рукой взял факел, а другой — помог накинуть на плечи тяжелый плащ; она почувствовала сильное, теплое прикосновение, и легкий тревожный озноб пробежал у нее по спине.

Но прикосновение было на удивление деликатным, и, как только плащ оказался на ней, Хок снова отдал ей факел и отступил на несколько шагов.

Авриль наглухо закуталась в плотную ткань и еще раз с удивлением отметила про себя его галантность. — Благодарю вас.

— Авриль, вы уверены, что с вами все в порядке? — снова спросил он. — Вы кажетесь бледной. — Он пытливо вгляделся в ее лицо. — И усталой.

Искренняя забота, ощущавшаяся в его взгляде и голосе, смутила ее.

— Не все женщины расцветают в плену, — тихо произнесла она. — Вам незачем беспокоиться о моем самочувствии.

— Я связан словом чести и вынужден о вас заботиться. Авриль отвела взгляд:

— Я устала потому, что уже очень поздно и мне приснился дурной… — Она прикусила язык и небрежно закончила: — И я плохо спала.

Он не ответил.

Авриль чувствовала, что щеки у нее пылают.

— Меня разбудил шторм, — быстро прибавила она. — Я весь день провела в доме, и мне показалось, что там стало слишком душно, а вчера во время прогулки верхом я заметила тропинку, ведущую к морю. Поэтому, когда дождь закончился, решила провести ночь на берегу. В детстве я летом часто это делала дома, в Бретани.

Она не говорила, а быстро лепетала. О Господи, ну почему она так лепечет? И почему этот мужчина ничего не говорит? Без сомнения, он ждет, что она теперь вместе с ним вернется в его ванингсхус.

Внезапно, словно вспышки молний, перед ее глазами замелькали возбуждающие картины: она с Хоком в постели, его губы прижимаются к ее рту, его тяжелое тело придавливает ее к простыням, она ласкает пальцами его спину, их голоса сливаются в шепоте и вздохах.