Вечная любовь - [75]

Надев штаны, Пэкстон сказал:

— Ты знаешь, что мы с ней поженились, и все-таки не сказал своему отцу об этом. Почему?

— Дал ей слово, что буду молчать. Поэтому же я не сказал ей, что ты здесь под арестом. Мужчина, если уж дал слово, обязан его держать.

«Как бы не так…» — подумал Пэкстон, вытаскивая и надевая свою тунику. Он уважительно отнесся с убеждению Дилана, однако все еще не мог до конца поверить этому человеку.

— И каков же твой план? Как ты надеешься вызволить меня отсюда? — поинтересовался он, надевая башмаки.

— Надень вот этот капюшон, натяни его по самые глаза, чтобы как можно больше прикрыть лицо, — сказал Дилан, показывая на последнюю тряпку у ног Пэкстона. — Как только выйдем отсюда, я спрячу тебя в надежное место. Это внутри поселка, но там никто тебя не найдет. Будешь там дожидаться моего прихода. Потом выйдешь отсюда через ворота вместе с Аланой, причем охрана у ворот будет уверена, что это не ты, а я. Как только выйдем отсюда, не смей произносить ни единого слова. А теперь идем. Времени у нас в обрез. Если повезет, около полудня ты и твоя жена будете уже в крепости.

Закрыв лицо капюшоном, Пэкстон кивнул, давая понять, что вполне готов. Дилан задул свечу, и в помещении воцарилась темнота. Подойдя к двери, Пэкстон подождал, пока Дилан осторожно огляделся по сторонам.

Когда Пэкстон выходил из своей тюрьмы, Дилан дотронулся до его плеча.

— И обращайся с ней ласково, нормандец, — посоветовал он, — иначе в один прекрасный день в твое лицо упрется мой отточенный клинок.

Пэкстон понял, что услышанное — не пустая угроза. Затем он вспомнил о Гилберте.

Родичи Аланы — уж не они ли убили его друга? Вполне ведь может быть: убили и следы замели, так что внешне казалось, будто Гилберт утонул.

От складской хибары вслед за Диланом он направлялся к выстроенным в одну линию хижинам. Пэкстон вынужден был полностью положиться на своего провожатого.

Его жизнь висела на волоске. До тех пор, пока он не получит свободу, Пэкстон не мог думать ни о чем другом.

— И ты думаешь, твой план сработает? — спросила Алана.

На горизонте с восточной стороны небо стало голубеть. Вскорее рассветет. Сумев выбраться из хижины, пока Рис и остальные еще крепко спали, Алана с Диланом направились в сторону входа в поселок.

— Не могу поручиться, но надеюсь, что наш план позволит тебе и твоему нормандцу выбраться отсюда живыми и невредимыми, — сказал Дилан.

— А как ты сможешь объяснить отцу исчезновение Пэкстона?

— Скорее всего, скажу правду.

— Скажешь, что я вышла замуж?

— Не можешь ведь ты рассчитывать, что он никогда этого не узнает. Кроме того, ты приняла решение, поступила как хотела. Ты возвращаешься в замок вместе с нормандцем. Уж теперь он ни за что не позволит тебе убежать от него. — Дилан помолчал. — Как ты думаешь, за этот побег он тебя накажет?

Алана понятия не имела, как поступит Пэкстон.

— Нет, вряд ли, — ответила она, не потому что была в том уверена, а лишь желая, чтобы Дилан не волновался. — Хотя он, скорее всего, захочет со мной объясниться.

— И что ты скажешь ему, кузина? Что ты удрала от него, потому что в него влюбилась?

— Нет, этого не скажу.

— Знаешь, Алана, по-моему, это как раз тот случай, когда правда может тебе сослужить хорошую службу. Ведь едва ли не всегда тебя подводит ложь.

Она резко остановилась.

— И что же, по-твоему, мне делать? Сказать Генриху, что Гилберт был самым последним подонком, который заслужил смерть и потому умер? Но вопрос в том, поверит ли мне Генрих.

— Я вполне понимаю твои опасения, но хочу лишь предупредить, что в один прекрасный день может случиться так, что ты очень пожалеешь о прежней лжи и особенно о том, что твой нормандец не знал правды.

— Увы, но тут уж ничего не поделаешь. — Она посмотрела на небо. — Рассветает. — У нее было желание стиснуть Дилана в объятиях, крепко, по-дружески, но она ограничилась простым рукопожатием, чтобы случайный свидетель, окажись он поблизости, не расценил этот жест именно как жест прощания. — Спасибо тебе за помощь. Я очень тебе обязана, кузен.

— Уж это точно. И в один прекрасный момент я попрошу возвратить должок. Но сейчас нам нужно поторапливаться.

Возле самых ворот Дилан, как обычно, приветствовал охранников. Многие знали, что на рассвете Алана с Диланом покидают поселок.

Обменявшись традиционными любезностями, Дилан сказал:

— Впереди у нас тяжелый путь. Откройте ворота, чтобы мы могли пройти.

Это был сигнал для Аланы: начиналась ее партия.

— Слушай, Дилан, а где же твой капющон? Если вдруг снова пойдет дождь, тебе нечем будет прикрыть голову.

Дилан посмотрел на свои руки: в одной была пика, в другой он держал корзину с провизией.

— Я приду буквально через минуту. — Он обратился к охранникам: — Должно быть, пока шел сюда, обронил капюшон по дороге. Вы пока открывайте ворота, а я прибегу через минуту.

— Если найдешь капюшон, сразу надень его, чтобы уж больше не потерять, — посоветовала Алана вслед удалявшемуся Дилану. Затем она повернулась к сторожившим ворота уэльсцам. — Знаете, иногда я смотрю на мужчин, и они кажутся мне сущими детьми, — сказала она и обольстительно улыбнулась. — Если бы не женщины, что присматривают за вами, вы в один прекрасный момент могли бы и голову потерять.