Вечная любовь - [38]

Как только калитка закрылась, Пэкстон опять оперся о ствол дуба. Он стоял и смотрел вдаль, на реку. В голове его, вытеснив все прочие мысли, вертелась мысль о наказании Аланы.

А ведь Пэкстон заметил, как расширились от удивления ее темные глаза, стоило ему упомянуть Олдвина и прочих ее родственников. Наверное, Алана держала его за круглого дурака, если полагала, будто Пэкстон не в состоянии разгадать тот нехитрый план, что придумали она и Олдвин.

Да уж, хорошая игра — выпекать «блинчики».

Он ведь чуть было не поверил, и только неожиданное исчезновение Олдвина открыло Пэкстону глаза. Он посчитал лишним бежать следом за парнем, и причиной послужило то, что сообщение, передаваемое Аланой через Олдвина Рису, должно было способствовать благополучному возвращению Грэхама и двух других рыцарей от вала Оффы. Впрочем, эта информация призвана была защитить и саму Алану.

И Пэкстон не мог сказать наверняка, что именно для него было важнее: безопасность рыцарей или Аланы. Будучи неравнодушным к ней, как и не желая зла ее родственникам, Пэкстон молил Бога, чтобы этот самый Рис воздержался от пролития нормандской крови и предпочел бы подумать о безопасности и благополучии Аланы.

Пэкстон тяжело вздохнул, думы его сейчас были более мрачными, чем когда-либо.

Шел третий день с отъезда экспедиции, как раз тот день, когда Пэкстон приказал Грэхаму и его людям возвратиться в замок. Можно было ожидать появления всадников у ворот незадолго до наступления темноты.

Но поскольку Пэкстон не исключал и наименее благоприятный исход, то решил подождать до вечера четвертого дня. Ведь в пути чего только не бывает: и конь может захромать, и всадник упасть из седла и получить увечье, да и вообще отряд мог сбиться с пути и заблудиться. Если к тому времени Грзхам и его напарники не возвратятся, у Пэкстопа не останется выбора, ему нужно будет что-то предпринимать в отношении Аланы.

Как ни жаль, Алану придется выпороть. И как ни больно было думать об этом, Пэкстон знал, что именно ему придется поработать плетью собственноручно.

Поздно ночью светился одинокий огонь свечи.

Крошечное пламя металось и временами едва не гасло, но затем вновь распрямлялось, удерживаемое фитилем. Создавалось впечатление, будто огонь доживает последние мгновения, но Алана не обращала внимания на колеблющееся пламя.

Заперевшись в спальне, она смотрела через распахнутое окно на мерцающие на небе россыпи драгоценностей, и это было очень красиво не темно-синем фоне полуночного неба. Алане хотелось подняться ввысь и быть среди этих звезд.

Но раз уж не получается среди звезд, ей хотелось бы оказаться сейчас где-нибудь далеко-далеко отсюда, где бы она чувствовала себя в безопасности, где не приходилось бы так переживать. Этот замок она променяла бы на любое другое место, — так ей сейчас казалось.

Наскоро она помолилась, прося, чтобы эта ночь никогда не кончилась. Потому как то, что может произойти завтра, вызывало у Аланы чувство ужаса. Однако она понимала, что все напрасно, что ночь скоро кончится. И как случалось вот уже многие столетия подряд, в свои черед наступит рассвет, и тогда солнце как ни в чем не бывало взойдет над горизонтом. Разница лишь в том, что на сей раз рассвет будет означать время выполнения обещания Пэкстона и ее собственное унижение.

Закончился четвертый день. И хотя все ее надежды рассыпались в пух и прах, Алана все же верила, что отряд всадников непременно вернется. Но с лучами утреннего солнца стало очевидно, что нечто ужасное случилось с сэром Грэхамом и двумя его компаньонами, с Мэдоком, с двумя дюжинами уэльсцев, которые должны были сопровождать рыцарей до вала Оффы. Не только Алане, но и Пэкстону все стало ясно.

Вскоре после наступления сумерек Пэкстон подошел к Алане. Чувствовалось, что он внутренне напряжен. Ухмылка у него получилась деланной, морщины вокруг рта обозначились отчетливее. Все тело Пэкстона походило на натянутую струну. Алана была уверена, что увидит в его взгляде злость, однако увидела лишь жалость и сожаление. С собой у Пэкстона было платье из дерюги.

— Завтра, как только встанете, вы наденете вот это и ничего больше, — сказал он, давая Алане грубое платье. — Вскоре после того, как взойдет солнце, вас выведут во двор замка, где и состоится наказание.

— И что же это будет за наказание? — спросила она.

— Вас высекут. Десять ударов плеткой, ни больше, ни меньше.

И сейчас еще Алана помнила, как при словах о плетке ее сердце сжалось и похолодело. Кроме того, кровь отхлынула от лица. Словом, ей не удалось скрыть своего испуга.

И Пэкстон, разумеется, заметил ее испуг. Он сделал шаг в ее сторону.

— Я постараюсь, чтобы вам не было очень больно. Но все равно вы будете страдать, я знаю это. Объявив о своем решении, я обязан теперь выполнить его, иного выхода у меня нет. Вы, надеюсь, и сами понимаете это?

— Да, — Алана распрямила плечи. — Полагаю, что исполнение наказания вы возьмете на себя?

— Именно.

— Ну что ж, будь что будет.

С этими словами Алана пошла прочь, унося с собой платье.

Жалкое создание портного лежало возле свечи, на столе, за спиной Аланы. Пламя ярко полыхнуло и потухло, комната погрузилась в темноту.