Вечная командировка - [31]

Вот обыкновенный паренек, немного старше меня. В последний день войны он прикрыл грудью вражеский пулемет.

Они идут нестройными колоннами, миллионы безымянных солдат, а на небе разгорается красное зарево.

И Ирка в ослепительно белом платье, точно такая, какой я ее впервые увидел, — взгляд надменный, чуть свысока, а губы улыбаются — Ирка протягивает мне руку.

Но на моей голове буденновский шлем с красной звездой. Мне пора. Вот между этими двумя бородачами мое место.

Долгий путь, долгий марш, пока серебристая дорога не превратилась в крыло самолета и, накалившись, вылилась молочно-белой струей из ковша в форму коленвала.

Вспыхнули фонтанчики огня, заволокло все дымом. Дымовое облако уползло и обнажило раздробленные куски диабаза на дне котлована. Ангара стала шире, морские крутые волны побежали вдоль берегов, пронзительно голубые цветы расцвели за кормой. Маяк на мысе Поворотном ревел, как раненая корова, как мотор самолета на аэродроме в Крестах Нижних, и зеленые лиственницы подымались по косогору, и трактор переваливался по весенней размокшей тундре, и под ногами чавкала грязь, когда мы прошли вдоль будок…

Меня разбудили. Я увидел, что лежу на гамаке в маленьком садике и рядом стоит старая женщина с удивительно знакомым лицом. Она говорила:

— Алексей, ты спишь уже три часа. Ты никогда днем не спал. Пора обедать. Я накрыла на стол. Ты встанешь?

— Да, я встану, — сказал я и продолжал лежать и мучительно вспоминать, почему лицо этой женщины мне так знакомо.

— Встань, Алеша.

Я сел и продолжал смотреть на нее. Я хотел понять, где я. В глазах женщины промелькнула тревога:

— Алеша, ты узнаешь меня?

— Да, конечно, — ответил я. Хотя еще не вспомнил, откуда я знаю эту женщину.

— Идем, Алеша.

Я встал, и пошел за ней, и прошел через весь садик, и поднялся на крыльцо. И только тогда я понял, что нахожусь дома и передо мной моя мать.

Часть пятая ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА АВТОРА

Полковник Курочкин представил меня генералу и сказал, что я тот самый писатель. Генерал скептически и внимательно оглядел меня снизу вверх и вежливо повторил прописные истины — людей из его управления зачастую считают тупыми, малообразованными военными, гоняющимися за шпионами и нарушителями и любящими устраивать веселые перестрелки в темных переулках. А между тем это люди зачастую (генерал любил это слово) большого ума и большого гражданского сердца, люди, преданные стране и партии и честно выполняющие свою очень опасную работу. Эти люди — настоящие герои и достойны того, чтобы о них слагали песни и писали книги и т.д.

Далее генерал выразил надежду, что я напишу хорошую книгу об одном из лучших офицеров его управления Алексее Ивановиче Краминове. Управление передает мне личные дневники Краминова и познакомит с его семьей. Генерал сказал, что Краминов был известен как человек необыкновенной личной смелости и хладнокровия. Но в последнее время он проявил себя как исключительно тонкий и не по возрасту опытный и умный криминалист и контрразведчик. Конечно, не думайте, сказал генерал, что в наше время личные качества одного человека решают все. В своей работе мы используем последние достижения науки и техники и благодаря им достигаем результатов, казавшихся ранее немыслимыми. Но, однако, тот факт, что Краминову поручили самостоятельно вести и возглавлять разработку крупнейших дел, говорит сам за себя. Выдвинулся он на так называемом «золотом деле». Мы в течение нескольких лет ловили отдельных лиц. Но Краминов первый заговорил о наличии глубоко засекреченных людей, о целой цепочке, по которой золото уходило на Запад. И он вскрыл эту организацию и обнаружил все звенья этой цепи, начиная с Чукотки, кончая Харьковом и Ленинградом.

После этого мы предложили ему более важное и ответственное дело. И он немедленно взялся, прервав даже свой отпуск. А потом… Генерал извинился, но сказал, что подробности многих событий, в которых участвовал Краминов, он сообщить мне не может.

— Надеюсь, вы сами понимаете почему. И Алексей писал об этом очень скупо, ровно столько, сколько можно. Но если вас это заинтересует, то, что дозволено вам узнать, — полковник вам доложит.

На один мой вопрос генерал ответил довольно резко. Он сказал, что он не может сообщить мне, где и как погиб Краминов и где он похоронен.

— Но я вас заверяю, что Краминов честно и мужественно выполнил свой долг и погиб при исполнении служебных обязанностей. Не требуйте от нас того, что мы не можем. Во всем остальном рассчитывайте на нашу помощь.

Генерал потратил на меня двадцать минут.

Он сдержал свое слово, и управление помогло мне собрать материал. Передавая мне дневники Краминова, генерал, наверное, рассчитывал, что я на основании этих записей напишу толстый роман. Но если о некоторых действующих лицах и об Ире Краминовой пришлось рассказывать отдельно и ровно столько, сколько нужно было для образа Краминова, то с главным героем получилось довольно неожиданно.

Дневники сами по себе были настолько интересны, что любые вариации на их материале оказались бы беллетристической шелухой. И я решил, что дневники надо публиковать в том виде, в каком я их нашел.