Вечерняя прогулка джентльмена - [7]

Они мимо меня — шнырь и прямиком в гостиную. На него много слов тоже тратить не стали.

«Где она?» — спрашивает мисс Балстроуд.

«Кто „она“?» — говорит мистер Пэрэбл.

«Не смейте лгать! — заявляет мисс Балстроуд, не делая ни малейшей попытки, чтоб сдержаться. — Где эта наглая тварь, с которой вы только что ужинали?»

«Вы имеете в виду миссис Медоуз?» — спрашивает мистер Пэрэбл.

Я думала, она сейчас так и кинется на него.

«Куда вы ее спрятали?» — спрашивает.

В этот самый момент кухарка вносит кофе.

Если бы они удосужились взглянуть на нее, наверняка бы все поняли. Поднос ходил у нее в руках ходуном, а в спешке и от волнения она нахлобучила свою наколку задом наперед. Однако сумела совладать с голосом и спросила, не надо ли принести еще кофе.

«Да, да! — сказал мистер Пэрэбл. — Вы ведь все выпьете кофе, не правда ли?»

Мисс Балстроуд не ответила, однако мистер Куинси сказал, что замерз и с удовольствием бы выпил. Вечер непогожий, моросит дождь.

«Благодарю вас, сэр!» — сказала кухарка, и мы с нею вышли.

Загородный дом — это загородный дом, и если те, кто в гостиной, все время говорят на повышенных тонах, тот, кто на кухне, сам того не желая, все и услышит.

Они много толковали про «пятнадцать суток», которые, как заявлял мистер Пэрэбл, он готов отсидеть сам, а мисс Дортон убеждала его этого не делать, потому как если он это сделает, то это заставит восторжествовать всех врагов человечества. Тут мистер Пэрэбл что-то заметил по поводу «человечества», но я не расслышала, что именно, но что бы это ни было, его слова повергли в слезы мисс Дортон, а мисс Балстроуд обозвала мистера Пэрэбла «слепым Самсоном», позволившим подосланной врагами интриганке и распутнице себя остричь.

Для меня это все была сущая китайская грамота, тогда как кухарка жадно ловила каждое слово, и когда она вернулась, подав им кофе, то не проронила ни словечка, только прилипла к двери, прижав ухо к замочной скважине.

Призвал всех их утихомириться мистер Куинси, после чего пустился объяснять, что если бы им удалось отыскать какого-то там джентльмена и убедить его, чтоб тот признал, что первым затеял потасовку, тогда бы все прекрасно уладилось. Мистер Куинси заплатил бы штраф в сорок шиллингов, а имени мистера Пэрэбла никто и нигде не упомянул бы. Если же этого человека найти не удастся, то мистер Пэрэбл, как считал мистер Куинси, должен сам отсидеть свои пятнадцать суток.

«Я уже сказал вам, — говорит мистер Пэрэбл, — и повторяю еще раз, что не знаю имени этого человека, мне нечего вам больше сказать!»

«Мы не просим вас называть его имя, — говорит мистер Куинси. — Назовите нам имя той, с которой вы танцевали танго, а остальное уж наша забота!»

Я видела лицо кухарки: сама несколько заинтересовавшись происходящим, я также подошла поближе к двери. Она стояла ни жива ни мертва.

«Мне очень жаль, — говорит мистер Пэрэбл, слегка растягивая слова, — но я не буду называть ее имени, чтоб не впутывать ее в это дело».

«Никто и не собирается ее впутывать, — говорит мистер Куинси. — Просто узнаем у нее имя и адрес того джентльмена, кому так не терпелось проводить ее домой».

«Кто он? — спрашивает мисс Балстроуд. — Ее муж?»

«Нет, — отвечает мистер Пэрэбл, — не муж».

«Так кто же он? — спрашивает мисс Балстроуд. — Ведь должен же он ей кем-нибудь приходиться! Может, это ее жених?»

«Я готов сам отсидеть причитающиеся мне пятнадцать суток, — заявляет мистер Пэрэбл. — После двухнедельного отдыха я выйду посвежевшим и обновленным!»

Кухарка отходит от двери с улыбкой, от которой ее личико становится еще краше, и, вынув из буфетного ящика бумагу, принимается писать какое-то письмо.

Они там в гостиной протолковали еще минут десять, а после мистер Пэрэбл сам их и выпроводил, даже по дорожке чуть-чуть с ними прошелся. А когда пришел, мы услышали, как он принялся расхаживать взад-вперед по комнате.

Кухарка же к тому времени написала письмо, надписала конверт и положила его на стол; там оно и осталось лежать.

«Джозефу Анионсу, эсквайру, — читаю я на конверте. — Аукционисту и агенту по продаже недвижимости, Бродвей, Хаммерсмит». «Он, что ли, и есть тот молодой человек?» — спрашиваю.

«Да, тот самый молодой человек», — отвечает кухарка, сворачивая письмо и пряча его в конверт.

«Он кто тебе, жених?» — спрашиваю.

«Нет, — отвечает. — Но может им стать, если сделает то, что я ему велю».

«А как же мистер Пэрэбл?» — спрашиваю.

«Что ж, он после посмеется над этой шуткой, — говорит она, накидывая на плечи плащ, — вспоминая, как чуть не женился на собственной кухарке!»

«Я — мигом!» — говорит она.

И с письмом в руке исчезает из дома.

Насколько нам известно, миссис Медоуз выразила негодование, узнав о публикации этого интервью, поскольку считала, что доверительно беседует с соседкой. Наш представитель, однако, утверждает, что она уведомила миссис Медоуз о том, что является лицом официальным. Как бы то ни было, но наш долг перед публикой не может не послужить оправданием от каких бы то ни было обвинений.

Мистер Джозеф Анионис, Бродвей, Хаммерсмит, аукционист и агент по продаже недвижимости, заявил нашему представителю, что весьма удивлен таким поворотом событий. Содержание письма, полученного мистером Анионсом от мисс Комфорт Прайс, было предельно четким и конкретным. Оно сводилось к тому, что если мистер Анионс нанесет визит некоему мистеру Куинси, Харкорт Билдингс, Темпл, и признает, что это он затеял драку в выставочном центре Эрлс-Корт вечером двадцать седьмого, тогда помолвка между ним и мисс Прайс, до сих пор отвергаемая вышеназванной леди, будет считаться свершившимся фактом.