Вечерний свет - [5]

– И на что эти дуры способны, – добавил Робинсон.

Тимлин кивнул.

– И это тоже. Мы слишком сильно переживали за лимит государственного долга, а наши заокеанские друзья бросали все силы на то, чтобы запретить детские конкурсы красоты и поддержать евро.

– Ты уверен, что в Канаде тоже все заражено?

– Все дело в степени заражения, как мне кажется. В Вермонте почище, чем в окрестностях Нью-Йорка, а в Канаде, возможно, почище, чем в Вермонте. Но скоро дойдет и туда. Плюс к тому, большинство из тех, кто сбежал в Канаду, они уже заражены. Заражены смертью, перефразируя Кьеркегора. Хочешь еще пива?

– Да нет, я, пожалуй, пойду. – Робинсон поднялся на ноги. – Айда, Гэндальф. Пора сжечь немного калорий.

– Завтра увидимся?

– Быть может, после обеда. Утром у меня дела.

– Что за дела, можно спросить?

– Надо съездить в Беннингтон, пока у меня в баке еще есть бензин.

Тимлин приподнял брови.

– Хочу посмотреть, нет ли там аккумуляторов для мотоциклов.

Гэндальф самостоятельно доковылял до Поворота мертвеца, хотя с каждой минутой его хромота усиливалась. Когда они добрались до поворота, пес просто уселся на землю, словно готовясь смотреть на кипящий закат, отражавшийся в озере. Закат был ярко-оранжевым, пронизанным артериями темно-красного цвета. Гэндальф скулил и лизал свою левую заднюю лапу. Робинсон сел рядом с ним, но когда первый отряд комаров вызвал массированное подкрепление, он подхватил Гэндальфа на руки и пошел дальше. Когда они добрались до дома, руки у Робинсона дрожали, а плечи болели. Если бы Гэндальф весил фунтов на десять больше – или хотя бы на пять, – Робинсон вряд ли смог бы его дотащить. Голова тоже разболелась, то ли из-за жары, то ли из-за второй банки пива, то ли подействовали оба фактора.

Трехполосная дорога, спускавшаяся к его дому, тонула в сумраке, и сам дом был темным. Электрогенератор испустил дух еще несколько недель назад. Закат уже догорал, небо стало похоже на тусклый багровый синяк. Робинсон поднялся на крыльцо и положил Гэндальфа на пол, чтобы открыть дверь.

– Давай, малыш, заходи, – сказал он.

Гэндальф попробовал встать, но быстро сдался.

Когда Робинсон наклонился, чтобы снова подхватить его на руки, Гэндальф попробовал еще раз. Он даже сумел переступить через порог, но тут же свалился набок, тяжело дыша. На стене над ними висело две дюжины фотографий людей, которых любил Робинсон, и все они были, наверное, уже мертвы. Он больше не мог даже набрать номера Дианы и Эллен, чтобы послушать запись их голосов на автоответчике. Его собственный телефон сдох вскоре после электрогенератора, но еще прежде вся мобильная связь отключилась.

Он достал из кладовки бутылку питьевой воды, наполнил миску Гэндальфа и насыпал ему сухого собачьего корма. Гэндальф немного попил, но есть не стал. Когда Робинсон присел на корточки, чтобы погладить пса, шерсть у него на животе вылезала клоками.

Боже, как быстро, подумал Робинсон. Еще утром с ним все было нормально.

Робинсон взял фонарик и пошел в пристройку за домом. На озере закричала гагара – одна-единственная. Мотоцикл был накрыт куском брезента. Робинсон сбросил брезент и провел лучом фонарика вдоль сверкающего корпуса мотоцикла. «Фэт Боб» 2014 года выпуска, то есть ему уже несколько лет, но пробег был небольшим; те времена, когда Робинсон наезжал по четыре-пять тысяч миль с мая по октябрь, давно миновали. Но «Боб» все равно оставался мотоциклом мечты, пусть даже эти мечты в основном были о том, где он ездил на нем последние пару лет. Воздушное охлаждение. Четырехклапанный движок. Шесть скоростей. Объем почти 1700 кубических сантиметров. А какой звук! Такой звук бывает только у «Харлеев». Как летний гром. Когда ты останавливался на светофоре рядом с каким-нибудь «шевроле», его водитель спешил запереть все двери.

Робинсон провел рукой по рулю и уселся в седло, поставив ноги на подножки. В последнее время Диана упорно настаивала, чтобы он продал мотоцикл, и каждый раз, когда он куда-нибудь выезжал, она вновь и вновь напоминала ему, что в Вермонте не зря есть закон о мотоциклетных шлемах, его придумали умные люди… в отличие от идиотов в Нью-Хэмпшире и Мэне, где такого закона нет. Сейчас он мог ездить без шлема, если ему так захочется. Уже не было ни пилящей его Дианы, ни полиции округа, которая вкатила бы ему штраф. Он может ездить на мотоцикле хоть голышом, если ему так захочется.

– Хотя надо будет следить, как бы чем не зацепиться, когда соберешься слезать, – сказал он вслух и рассмеялся. Он вернулся в дом, не накрыв «Харлей» брезентом. Гэндальф лежал на подстилке из одеял, которую Робинсон для него соорудил, лежал, уткнувшись носом в переднюю лапу. Он так и не притронулся к корму.

– Ты бы поел, – сказал Робинсон. – Поешь, и тебе полегчает.

Наутро Робинсон обнаружил, что на одеялах под задними лапами Гэндальфа растеклось красное пятно, и хотя пес очень старался подняться, у него ничего не вышло. Когда он свалился во второй раз, Робинсон вынес его во двор. Сначала Гэндальф просто лежал на траве, а потом все же сумел привстать, чтобы сделать свои дела. Из него хлынула струя жидкого кала пополам с кровью. Гэндальф отполз подальше, словно стыдясь этого безобразия, и скорбно уставился на Робинсона.