Вечерние рассказы - [26]

— Барыня, что нам делать-то, барышня вернулась, а у меня котлеты не жарены!

— Ничего, Феклуша, подождет Веруня. Сегодня суббота, под праздник дела немало. Небось, знает это Веруня и простит нас с тобою, — послышался в ответ старческий голос из соседней комбаты, и что-то зашуршало там и задвигалось в темноте.

Фекла со скоростью, мало ожидаемой от такой тучной особы, быстро отвернула тяжелый крюк и открыла входную дверь.

— Барышня дома? — прозвучал звонкий детский голосок, и маленькая фигурка, закутанная в большой платок поверх старенького драпового пальтишка, нерешительно шагнула вперед.

— Нету барышни, ждем с минуты на минуту! Зайдите в другой раз! — окинув несколько подозрительным взглядом посетительницу, произнесла Фекла.

Юное покрасневшее от стужи, господствовавшей в этот январский день на дворе, личико омрачилось сразу.

— Нельзя мне в другой раз… Мне сегодня надо. Непременно сегодня, — произнесла девочка. — Вот если бы можно мне было малость подождать.

— Где ждать-то, миленькая, вишь, я полы мою, суббота у нас нынче! — просительно произнесла Фекла. — Заходи, моя красавица, в другой раз. Обождать-то тебе нельзя нынче, дом убираю.

И с этими словами входная дверь захлопнулась перед маленькой посетительницей.

— Кто там звонит, Феклуша? — снова послышался голос из темной комнаты. Вслед за этим мягко зашлепали войлочные туфли и маленькая совсем белая как лунь старушка в теплом капоте, с белым вязаным платком на плечах вышла в освещенную комнату, имевшую назначение гостиной и столовой в одно и то же время.

— Да девочка там какая-то, барышню видеть хочет, и малюсенькая сама-то, чуть из-под земли видать, а тоже туда ж, в другой раз, вишь, прийти ей не сподручно, дожидаться хотела. А где тут дожидаться, здесь мою, в передней только что вымыла, наследит еще грехом. Убирай за ними, и без того дела немало, — ворчливо закончила свою речь не совсем довольным голосом Фекла.

— Ах, как же ты это так, милая, — заволновалась старушка, — как же ты эту девочку обогреться-то не впустила! Ведь на улице-то стужа какая! И Веруня недовольна останется. Она насчет этого строгая у нас. Скажет: маленькую девочку не сумели как следует принять. Ай-ай, Феклуша, нехорошо это!

— Да что вы, барыня, — начала было оправдываться служанка, как неожиданно снова затрещал звонок в крошечной квартире Варкуниных.

— А уж это барышня, беспременно она, а котлеты-то все-таки не готовы!

И с этим возгласом толстая Феклуша, подхватив в одну руку мочалку, а в другую ведро с грязной водою, устремилась сначала в кухню, а потом в прихожую, откуда трещал веселым призывным звуком звонок.

* * *

— Вот и мы! То есть я собственной своей персоной, а со мной гостья! — послышался веселый голос с порога квартиры, и тонкая девичья фигурка, запушенная снегом, весело впорхнула в прихожую, таща за собою девочку, которая за несколько минут перед этим вела переговоры с толстой Феклушей у входа в варкунинскую квартиру. — Мамулечка! Феклуша! Здравствуйте! Сейчас, мамулечка, обогреюсь и войду! И гостью притащу с собою, только вы не выходите сюда, ради Бога! Простудитесь… На дворе — бррр…, холодинища какая! Я из своей редакции бегом прискакала. В трамвае-то холоднее, чем на улице. А обед готов? Что у нас сегодня?… Котлеты? По запаху чувствую, что котлеты с горошком… Вот молодчинища Феклуша! Она эти самые котлеты не делает, а творит, как богиня. И голодна же я, ух, как серый волк, сегодня! И моя гостья не откажется пообедать с нами? Не правда ли, милочка? — внезапно обратилась она к своей спутнице, нерешительно топтавшейся на месте и теребившей концы перекинутого на грудь теплого платка.

— Милушка моя, да вы никак стесняться вздумали! Да Господь с вами! В семье Варкуниных этакое стеснение неуместно. Разоблачайтесь, разоблачайтесь, милушка. Зря, что ли, вы меня на лестнице столько времени дожидались! А? Нет, уж теперь, воля ваша, вы моя пленница, и, не накормив вас котлетами с горошком, помимо всего остального, никуда не отпущу!

И с этими словами девушка проворными ловкими руками развертывала большой теплый платок, расстегивала кофточку и стаскивала теплые вязаные перчатки с рук девочки. Наконец последняя принадлежность теплого платья — потертая меховая шапочка, похожая как две капли воды на такую же точно шапочку, сброшенную с белокурой головки молоденькой хозяйки квартиры, снята, и перед ласковым, ободряющим взором молодой девушки предстала хрупкая, худенькая девочка в более чем скромном коричневом платье и в черном переднике.

— Да вы гимназистка! Вот как, такая малюсенькая и уже учитесь! — с неподдельным изумлением вырвалось у Веры Варкуниной, окинувшей быстрым взглядом хрупкую фигурку стоящей перед ней в смущении девочки.

— О, я не так молода, как это кажется, мне уже пятнадцатый год! — произнесла тихим голосом девочка, поднимая на Верочку свои ясные, недетские задумчивые карие глаза.

— Ах ты Господи, какая крошка! — произнесла Валентина Егоровна Варкунина, мать Верочки, и, ласково обвив плечи девочки своей худенькой рукою, подвела ее к столу.

— Откушайте с нами, чем Бог послал, — проговорила она, усаживая за стол девочку.