Вечеринка с продолжением - [29]

Похоже, прослушивание предстояло трудное. Надо как-то реагировать на предупреждение? А вдруг Измайлов играет со мной? Это не полунамеки на грядущий секс, не изучение приблудившейся юродивой, это угроза. Однако я не из пугливых, полковник. Я храбрилась, но и предположить не могла, что наплел про меня Слава Ивнев.

Он сразу заявил, что никого не убивал. А дальше понеслось. Полина в открытую соблазняла Виктора, предлагая сделать из его однокомнатной и своей двухкомнатной приличную квартиру. Нет, Вера и Нора ни сном ни духом, потому что Полина притворяется клинической идиоткой, являясь на деле опытной кровожадной хищницей. Страдалец Витек не чаял отвязаться от липучки. С Верой чуть ли не у нее на глазах трахался, чтобы отстала. Бесполезно. Она его зазывала к себе и заставляла часами развлекать ее сына.

— И зачем ей это понадобилось?

Я различила неприязненный голос Балкова и прослезилась от благодарности.

— Маньячка, любила, — пояснил Слава.

— Сергей, — последовал оклик Измайлова.

Видимо, Балков подчинился, потому что после паузы Слава продолжил, сбавив тон. Он-де сам свечку не держал, но Виктор жаловался постоянно. Поговаривал о смене квартиры. Тут уж и Измайлов не выдержал:

— Вы начали с интимных подробностей жизни Артемьева, Ивнев. А я просил вас вводить нас в курс дела по порядку.

— Просто брат твердил, что Полина ревнива и может его пришибить.

— И что же так подогрело ее патологическую ревность?

— Он собирался признаться ей, что решил расписаться с Верой и сделать себе двухуровневую фатеру, им же только потолок пробить. Верка хоть и базарная баба, зато без хвоста. Вдруг Витек признался Полине?

— Кузен-то, пожалуй, зациклился на расширении, — вступил Балков.

— Почему нет, если женщины с жилплощадью на шее виснут?

— Ивнев, — вдруг сказал кто-то устало и медленно, — ты чем питаешься? Сам обдристался по уши, и еще в тебе осталось навалом?

Я вытянулась в струнку, пытаясь угадать говорившего. Нет, не угадать, а поверить, что это Борис Юрьев. Он же продолжал:

— Я приму на веру все, что угодно. Но не бросающуюся на задохлика Артемьева разведенную по собственной инициативе Полину.

— А что, только замужние и покинутые бросаются на мужиков?

— Нет, но я тебе фамилию мужа скажу, — ласково посулил Борис.

«Не надо», — хотелось завопить мне. Но Юрьев фамилию произнес. Раздался мужской присвист. Тишина.

— Это Витек все врал, — убежденно, почти фанатично затараторил Слава. — Он такой был, если что-то в руки сразу не плыло, мог и присочинить. Ой, а не ее муженек его заказал?

— Пачкаться бы не стал, — отрубил Борис.

— Тогда я сначала начну, — откашлялся Ивнев.

— Резани правду-матку, — благословил его Юрьев.

— Выключи, пожалуйста, — попросила я Измайлова.

Он щелкнул клавишей.

— Я не преследовала Виктора, все было наоборот.

— Не переживай, — участливо посоветовал Измайлов. — Ты еще не привыкла к тому, что тебя выдумывают такой, какая ты выгодна? И веришь в умение мужиков благородно сносить отказы во взаимности? Я собирался лишить тебя удовольствия прослушивания этой части. Но тебе действительно пора взрослеть.

— Но Виктор и Слава — не Анна Ивановна, они современные люди!

— Смешная ты, Поленька.

— Я обязана была отчитаться, с кем жила раньше? Я должна поклясться, что не имела отношения к делам мужа?

— Нет и нет.

— Кто-нибудь после откровений о прошлом осмелится ко мне прикоснуться?

— Найдется смельчак, не все боятся фамилий.

— Ты знал?

— Нет, это был козырь Бориса.

— Ты меня презираешь?

— Восхищаюсь. Уйти от таких деньжищ.

— Лжешь?

— Не привык.

— Измайлов, полковнику милиции нельзя с женщиной…

— Женщине, полковнику милиции, не стоило бы. Продолжим?

Продолжим. Как я продолжаю всякий раз, добравшись до конца.

И вновь зазвучал голос Славы Ивнева. Они, трое сокурсников, поддались очарованию задумки Коли Муравьева о собственном деле. Скинулись, оформились, вгрызлись в работу. Как часто бывает, генератор идеи оказался самым бедным. Далее по возрастающей поднимались Виктор, Петр и Слава. Через полгода вылезло наружу, что Петру Коростылеву и Коле Муравьеву сухомятка рутинного труда противопоказана, и они запивают его водкой. К ним съезжались толпы заказчиков, чтобы за российскую бутылку сорокаградусной получить то, что стоило нескольких ящиков импортного спиртного, если уж измерять цену в поллитровках. Фирма несла убытки, и Слава постановил: или парни кодируются, или прощаются с коллективом. Они согласились лечиться.

— Останови запись, — снова сказала я.

— Невмоготу?

— Я выложу тебе кое-что. Возможно, не в струю, но все равно. Слишком свят Слава в собственной редакции.

— Поля, только щади мое целомудрие.

— Меня бы кто когда пощадил.

— Ну, в знак солидарности выдюжу. Приступай.

15

Несколько лет назад мне предстояло писать о кабинетах анонимного кодирования. Их развелось так много, что только феноменальная жажда горькой у неизбалованного сластями народонаселения могла спасти его от соблазна поголовной и одномоментной завязки. Не мудрствуя с антитабачным вариантом, я придумала посетить форпост здорового образа жизни в трогательном образе девушки, отчаявшейся в одиночку справиться с проблемами неразделенной любви и алкогольной зависимости. Я позвонила по первому попавшемуся в газете номеру, выяснила, что сначала надо в течение пяти дней подвергаться рефлексотерапии, а на шестой кодироваться в группе. Я совершенно по-свинячьи хрюкнула, услышав о стоимости услуг. Но членораздельно сообщила алчному человеку на другом конце провода: «Здоровье дороже». Потом я робко поклялась себе не спиваться и регулярно лечить кариес. Если здоровье и было дороже, чем кодирование и протезирование зубов, то ненамного.