Вечер с прототипом - [7]

Непонятливый - мой герой как раз понятливый!

Огрызко, Пиявко - это уничижительно как-то.

Тролль - слишком экзотично.

Философенко - трудно будет читателю полюбить героя с такой фамилией! Недавно моя приятельница-писательница возмутилась, что я описала ее под именем Мура, которое так легко исказить, если ударение поставить на последний слог. Я говорю: "Ну, ты тоже меня опиши где-нибудь, и будем квиты". - "Нин, это будет уже как в анекдоте, когда съели нашего посла в Африке, МИД - ноту протеста, а те отвечают: так съешьте нашего посла!".

Шлюхин - еще труднее полюбить героя с такой фамилией.

Погоняйло - но герой никого не погоняет.

Накопюк - и не копит.

Рыжкин - будут представлять его рыжим, а он брюнет.

Хлюпин - не хлюпик!

Пустомельский - для сатиры, а я не сатирик.

Наливкин - прототип любит делать наливки, но именно поэтому эту фамилию исключаю.

Плуталов - подумать надо...

Мордочкин - Аля Эфрон, дочь Цветаевой, писала в одном письме кому-то: "Крепко тебя, мордочка, обнимаю". Но не все могут уловить тут ласковый оттенок.

Вихорков - детская словно фамилия...

Диалектов - заумно.

Рынков - не то.

Сметанников - слащаво.

Горчинский - наоборот, слишком много горького...

Уралов - скажут: дешевый символизм.

Червиченко - станут искать червоточину.

Захваткин - ничего он не захватил.

Болтаев - не болтун.

Прыщиков - будут представлять его в прыщах, а мне это зачем!

Сало - мало любви к герою...

Теплицкий - вот! Ура! Нашла. Теперь нужно еще имя найти. Это даже важнее. Без фамилии в конце концов можно и обойтись...

И тут звонок телефона. Это Арнольд! Три месяца не звонил и вдруг говорит: сейчас к вам приду. Мужа нет дома. А если прототип скандал затеет? Что же делать? У меня голова зачесалась - псориаз, наверно, начнется на нервной почве. Почесала я в голове и, чтобы оправдать этот жест перед дочерьми, спрашиваю их (закрыв трубку рукой): "Как спастись от Арнольда?".

- Мама, ты ведь в Москву собираешься!

Точно - как это я сама не догадалась! Я же завтра еду!

- Ой, - кричу в трубку, - я в цейтноте! Завтра еду в Москву - срочно дописываю рассказ...

- Нина, я давно понял, что у тебя только два состояния: первое - ты очень больна и не можешь принять гостей, второе - ты едешь в Москву и вся в цейтноте. Я приду всего на полчаса.

Ну, думаю, что же будет-то?! Неужели он идет выяснять отношения? Муж придет только в девять часов вечера. Страх меня обуял. Но на всякий случай ставлю чайник, режу сыр.

Вспоминаю, как вчера, на дне рождения Агнии, девочки устроили гадание на открытках - написали сами разное и мне предложили тоже поучаствовать. И выпало вот что: "Завтра не падай, когда что-то узнаешь!". Как бы не упасть...

Встаю перед иконами и начинаю молиться: "Господи, спаси меня!!! А ты, Пикассо, отойди от Христа!" (это я двигаю стекло в шкафу, где икона - дело в том, что на стекле приклеена репродукция "Женщины с вороном", она-то и наехала на плечо Спасителя).

Прошло два часа! Чайник остыл, а гостя все нет. Сыр уже подсох (кончики сырных треугольников загнулись кверху). Как бы и мне не загнуться.

Когда-то Арнольд учил меня: если тебе страшно, нарисуй свой страх. И вот я беру лист бумаги, ручку, пытаюсь нарисовать. Получается что-то... кто-то вроде муравьеда с длинным узким носом - нечто в стиле Шемякина. Но страх не уходит, увы.

Агния видит, что я вся красная - хотела окропить меня святой водой, но резко взмахнула бутылкой и налила мне полное ухо святой воды. Однако после этого в моей голове стало яснее, волнение улеглось. Арнольда все нет. Наверное, он раздумал приходить. Просто так - попугал...

Я включила телевизор. Там показывают ковры по рисункам Кандинского и Миро. Думаю, что Кандинский и Миро ТАМ довольны этими коврами. Или нет? И вдруг испуг снова написался в голове прямо словами: как же я буду умирать-то? Прототипы узнают, что мне плохо, будут злорадствовать...

И тут - звонок в дверь. Арнольд вошел, снял пиджак и натужную маску с лица. Выставил бутылку коньяку. Сейчас начнет с излюбленной фразы: "Сардонизм еще тот".

- Нина, представляешь - сардонизм еще тот! Иду я к вам, а навстречу мне...

- Ой, - нервно перебиваю я, - Славы нет, а я же не могу выпить!

- Ничего, ты выпьешь одну рюмочку за примирение. И депрессию снимешь у тебя на лице она написана.

Мой муж говорит, что в старости реже бывает депрессия. И это правда. Всему ведь радуешься: что утром встаешь, Господь с нами, работа идет... Тут я спохватываюсь и замолкаю. Такая у меня работа, что друзья бросают потом!

Между тем, гость разливает коньяк.

А наш кот Кузя в это время сбросил с батареи половую тряпку - играет с ней.

- Что, Кузя, пол мыть собрался? - Арнольд чокается со мной. - Нина, чего ты так смотришь? Это я должен смотреть на тебя с чувством законной настороженности... ну, мы много пить не будем, а то появится чувство незаконной привязанности...

Я выпила три глотка - коньяк дает такое ощущение, что изнутри растет сила. Это хорошо! Силы мне сейчас явно понадобятся.

- Вот что, Нина, у тебя все типы в рассказах - одни и те же.

Началось! Сейчас будет вразумлять, критиковать, уличать, а потом и обличать.