«…Значком «Отличник социалистического соревнования» — резальщицу разделочного цеха Наталью Гавриловну Смехову…»
Я поняла: вот оно… Вот он, сюрприз! И сейчас же хлестнул по нервам голос Тони:
— Это за какие же такие заслуги ее награждать?
В зале зашумели. В этом шуме я уловила сочувствие. Я знала — за спиной Натальи в эту секунду ширится пустота. Одна, совсем одна… И только единственный человек оставался ей. Он был рядом — и его не было: Андрей Иванович низко опустил большую темноволосую голову.
Тоня встала и на виду у всех пошла прочь из зала. Шла медленно, глаза полыхали торжеством. На ходу протянула ладонь какому-то парню, он отсыпал ей мелких кедровых орешков. На пороге оглянулась, сплюнула шелуху с широких губ.
— За такую работу прежде иначе жаловали!
— А почему не наградить? Чем она хуже других? — ответил Тоне чей-то молодой звонкий голос.
Тоня молча повернулась, ушла. Зал шумел. Захлопали откидные сиденья. Я знала: Наталья была уже не одна. Она победила, но, наверное, даже не почувствовала этого.
Она быстро встала со своего места и не пошла — побежала к выходу. Я пошла за ней.
На пороге меня оттеснило плечо Андрея Ивановича. Он первым кинулся навстречу ветру.
Что с ним было? Может быть, только сейчас понял, что произошло: не все люди соображают быстро.
Он бежал вверх по каменистой улице далеко впереди меня. Ветер теперь дул в спину, но от этого было не легче — его неожиданные удары валили с ног. Я спотыкалась о камни, раза два упала и, наконец, потеряла капитана из виду.
Вокруг была пустынная, пронизанная ветром улица. Даже окна домов словно зажмурились, прикрытые ставнями. Пробежали куры с растопыренными хвостами. Откуда-то с сопок донесся сдавленный грохот камнепада. И низко-низко, как стаи черных птиц, летели обрывки туч.
Я подумала, что мне незачем идти наверх. Нет, незачем… Но как я хотела счастья Наталье! А еще больше — Иринке…
Возвращаться на завод уже не было смысла. Я повернула домой. Ветер все не унимался.
К ровному шуму ветра за окном прибавился еще какой-то звук. Я прислушалась — стучали в стекло. Настойчиво, тревожно.
Раньше меня к темному окну пробежала Настенька. Открыла форточку. Ветер сейчас же швырнул в нее горсть песка и брызг.
— Вставайте! Беда в поселке! — услышала я чей-то задыхающийся голос. — Ребятишки в море ушли…
— Кто? Какие? — осевшим от испуга голосом спросила Настенька, но я уже знала кто.
Он был так нужен Иринке — прекрасный остров в море, где живут добрые звери и рыбы рассказывают людям обо всем, что есть на свете! Она должна была его найти! Как я не поняла этого еще там, возле старой шхуны?..
Но почему именно сегодня, именно в такую отчаянную погоду?
Настенька, уже почти одетая, подлетела ко мне.
— Вот! А вы еще защищали эту Наталью! Девчонка пропадает в море, а она и не знает об этом! Хороша мать!
Теперь я поняла все. Точно своими глазами увидела домик возле сопки и Иринку у окна, где давно отцвели прострелы.
Она ждала мать… Долго ждала. Но у Натальи было свое горе, своя обида.
Он догнал ее, наверное, недалеко от дома. Возможно, Иринка даже видела их в окно. Они ушли, занятые собой, и девочка осталась одна.
Ничего этого я не сказала Настеньке. Некогда было. Я просто потеряла ее из виду, как только вышла на улицу.
Ветер проносил мимо меня тени бегущих людей. Луны не было. В черной пропасти неба резко мигали лишь яркие звезды. И мерно вздрагивала земля от ударов волн невидимого моря.
На пирсе одним живым теплым комом сгрудилась толпа людей. Тут уже не осталось ни врагов, ни друзей — были просто люди. А перед ними, чуть не хлеща по ногам, бесилось море. Огромное и неодолимое, как в древности…
Кто-то зажег электрический фонарик. Луч света скользнул по лицам и на секунду осветил двух женщин у самого края пирса. Впереди всех.
Они стояли рядом и бесконечно далеко. Две соперницы. И обе ждали, каждая для себя. У меня мелькнула мысль: «А вдруг опасность помирит? Бывают же чудеса…»
И точно в ответ на эти мысли, сквозь шум ветра я услышала голос бабушки Аграфены, она чуть не кричала мне в ухо:
— Видишь, как стоят? Точно подруги. А я вот помню, так-то две бабы ждали мужика, да одна и оступилась. Ночь темная, кто будет виноват?
Старуха стояла рядом со мной, не отворачиваясь от секущего ветра. Даже в темноте я видела, вернее, чувствовала, как остро блестят ее глаза. Чего только они не видели за долгий свой век!
Мне стало холодно и страшно.
— Андрей Иванович, как услыхал, — продолжала старуха, — тут же набрал рыбаков, кто посмелее, да и в море… Сейнер-то чуть у причала не перекинуло. Хоть бы сами-то живые вернулись…
Луч фонарика вспыхивал и гас. И всякий раз я видела на миг чьи-то глаза, стиснутые руки, напряженную линию плеч. Словно детали одинаковой во все века картины большого человеческого горя.
Время шло, и я не сразу поняла, почему вдруг в общей темноте предметы начали отделяться друг от друга. Сплошной темной массой стояли люди, но впереди них уже ясно обозначались мачты причаленных сейнеров. Смутной давящей громадой выступили из тьмы сопки на берегу. И наконец, где-то очень далеко мелькнула слабая серебристо-туманная полоса. Наступал рассвет.
