Вдова Далила. Ужас - [49]

Одет он был просто, но изящно; здороваясь со следователем, держался спокойно и уверенно. Согласно приказу, его никто не сопровождал — проводив арестанта до дверей, жандармы остались ждать у входа. Присев на предложенный стул, господин Хорфди совершенно непринужденно спросил:

— Узнаю я, наконец, почему меня вчера ни с того ни с сего арестовали и почему я сейчас нахожусь здесь, перед вами?

Его голос звучал несколько отчужденно, но очень спокойно.

— Господин Хорфди, — обратился следователь к подозреваемому, — вы находитесь здесь для того, чтобы отвечать на мои вопросы, а не для того, чтобы задавать их мне, как вы, кажется, подумали.

— Мне кажется, что я все же имею право поинтересоваться, в чем, собственно, меня обвиняют. Я спрашивал об этом чиновника, арестовавшего меня, но он упорно хранил молчание.

— Он исполнял свой долг, только и всего. Я отвечу на ваш вопрос, и давно бы уже это сделал, если бы вы, вопреки всем правилам, не заговорили первым.

— Мне очень жаль, но я не знал здешних правил. Мне не часто приходилось бывать в подобных местах.

— С этим вас можно только поздравить. От всей души желаю, чтобы вам больше не приходилось терпеть мое присутствие. Вас обвиняют, — неожиданно прибавил следователь, внимательно вглядываясь в лицо собеседника, — в преступлении.

— Интересно. И в каком же именно?

— В убийстве Карла ван ден Кольба.

Господин Хорфди, услышав это обвинение, и глазом не моргнул. На лице его не отразилось ни малейшего волнения, он только невозмутимо посмотрел на следователя и вежливо произнес:

— Я никак не ожидал быть замешанным в этом деле, о котором в последнее время столько говорили в моем присутствии. Не сочтите мой вопрос бестактным, — продолжал он, — но почему обвинили именно меня?

— Сейчас я вам все объясню. Теперь, когда ваше любопытство несколько удовлетворено, мы перейдем к обычной процедуре. Итак, назовите ваше имя и фамилию. Записывайте, — обратился следователь к протоколисту.

— Меня зовут Йоши фон Хорфди, — сказал арестованный, с неподдельным интересом рассматривая в монокль чиновника, которого он прежде не заметил.

— Сколько вам лет?

— Тридцать шесть.

— Ваш род занятий?

— У меня нет никаких занятий.

— Как же вы живете?

— Благодарю вас, очень хорошо.

— Позвольте, — довольно строго заметил Граднер, — надеюсь, вы не собираетесь шутить со мной! Если вы не в настроении разговаривать серьезно, как подобает обвиняемому, то я отправлю вас туда, откуда вы пришли, и отложу допрос до следующего дня.

Хорфди молча выслушал это замечание.

— Я повторю свой вопрос, — продолжал следователь, — на какие средства вы живете?

На этот раз обвиняемый ответил серьезно:

— Если под средствами вы подразумеваете государственные ренты, пенсию или же наличный капитал, то ничего этого у меня нет. Я живу, как и многие современные молодые люди, одним днем. Иногда я бываю богат благодаря случаю, иногда — очень беден. Порой мне везет на бирже, порой я выигрываю в карты. Не раз бывало, что десятого числа я имел на руках пятьдесят тысяч марок, а пятнадцатого не мог заплатить ни по одному счету. Согласен, это может показаться странным, но вы хотели знать правду…

— Грустная правда, господин Хорфди. Боюсь, что она только повредит вам в глазах присяжных.

— Присяжных? Надеюсь, что мне не придется познакомиться с ними. Иными словами, я полагаю, что вам будет не трудно убедиться в моей невиновности.

— Этим мы сейчас и занимаемся. Итак, давайте продолжим. Скажите, не приходилось ли вам в возрасте двадцати пяти лет иметь дело с судом?

— Да, из-за дуэли.

— В которой вы убили своего противника.

— К сожалению, так, но я жестоко поплатился за это.

— Следствие выяснило, что в те времена ваша репутация была довольно сомнительной.

— На это я могу сказать только то, что тогда я был не хуже и не лучше других молодых людей, с которыми проводил время, а между тем все они вышли в люди и стали хорошими врачами, адвокатами и чиновниками. Попросите их поведать вам, как они жили, когда им было лет восемнадцать-двадцать, где они проводили бо`льшую часть своего времени и в каком обществе вращались, и если они ответят честно, то и их репутацию можно будет назвать сомнительной.

— Говорят, вы очень вспыльчивы и своенравны, — заметил Граднер.

— Вы правы, к несчастью, я всегда был склонен к самоуправству.

— Вы не отрицаете этого? Помните, что ваши слова играют для нас огромную роль в деле, которое мы расследуем в настоящее время.

— Прекрасно помню, однако я не имею ни малейшего отношения к тому, о чем вы говорите.

Следователь невольно остановился: хладнокровие и спокойствие допрашиваемого выводили его из себя. В его многолетней практике случалось, что преступники оказывались весьма искусными актерами, которые изо всех сил старались спасти свою шкуру, но здесь дело обстояло иначе. Арестованный пустил в ход откровенность и не только не пытался оправдать себя, но, наоборот, честно признавал свои слабости и недостатки.

«Этот Хорфди или действительно не виновен, или чертовски умен», — подумал про себя следователь.

Выдержав паузу, Граднер решил огорошить подозреваемого неожиданным вопросом, чтобы застать его врасплох: