Вдоль по лезвию слов - [70]

Мы добрались. Когда наш измятый «Шерман» пересёк линию финиша, толпа народу уже стеклась к нам из домов и общежитий. Мы выползли из машины – сначала Джерри, потом я, потом Карли. Нам аплодировали, Джерри на руках стащили с танка и принялись было подбрасывать, но заметили его травмированную руку и опустили на землю. Нас с Карли хлопали по плечам и поздравляли. Но я думал о Максе и Би-Джи.

Пошатываясь, я пошёл к медпункту. Всё-таки Макса было уже не спасти, а мне медицинская помощь требовалась. Но одновременно с грустью во мне жило и чувство необыкновенной гордости: мы победили Гордона. Мы сделали это. Оказались хитрее и умнее его.

Вот такая история.

* * *

Молодой человек, явно ожидавший продолжения, с интересом посмотрел на старика.

– А что стало с Джерри? Он занял место Гордона?

– Занял, – кивнул старик. – И в течение нескольких лет после того боя контролировал Базу. Никто не осмелился бросить ему вызов – ни разу. Потом он сам передал бразды правления другому человеку – и ушёл на покой. Году, кажется, в семьдесят шестом.

– А База… Она существует до сих пор?

– Нет. Базы давным-давно нет. К восьмидесятым стало крайне трудно соблюдать секретность. Территорию зачистили, как могли, и продали государству. Всё-таки номинально Фишлейк всё это время оставался заповедником.

– А танки?

– Танки отправились в различные музеи. Паттоновский музей получил, пожалуй, больше всего экспонатов, в частности почти всю коллекцию Гордона.

– А что стало с «Монстром»?

Старик покачал головой.

– Разрезали на металл. Мы так толком и не разобрались, что это было. Судя по всему, машину изготовили по спецзаказу на базе какого-то истребителя танков. Какого – не знаю.

Некоторое время они сидели молча. Старик собирал шахматы в коробку.

– Интересная история, – сказал парень.

– Ты в неё не слишком-то поверил, – усмехнулся старик, поднимаясь. – Ну, я пойду, пожалуй. Авось ещё поиграем.

Парень кивнул, встал и протянул руку.

– Поиграем, конечно.

Старик повернулся к парню вполоборота и достал пачку сигарет.

– Куришь? – спросил он.

– Нет.

– Правильно. И не надо. А я всё никак не могу отучиться.

Он открыл пачку и резким движением кисти отправил одну сигарету в рот, придерживая остальные большим пальцем. Прикурив, он пошёл прочь.

Примечание автора

Рассказ написан в 2011 году. Он вплотную примыкает к роману-циклу «Легенды неизвестной Америки», но не входит в него. Так что это первая и, видимо, последняя его публикация, если, конечно, на меня не обрушится вселенская слава вкупе с Нобелевской премией и не будет издано полное собрание моих сочинений.

«Мат слоном» перекликается с «Последней гонкой Рэда Байрона»; эти два рассказа объединены общими героями. Тем не менее «Гонка» – рассказ сугубо реалистический, «Мат слоном» же – альтернативная история, вписанная в реальность. Природный заказник Фишлейк около Фремонта существует на самом деле; в 1950-х годах на его территории действительно находился какой-то закрытый правительственный объект. Зная об этом, я проявил фантазию и устроил в заповеднике настоящее, простите, побоище.

Описанное в рассказ ударное ядро – совершенно реальная технология. С её помощью был, например, убит в 1989 году председатель правления Deutsche Bank Альфред Херрхаузен. Я не стал раскладывать по полочкам принцип работы кумулятивного заряда: въедливый читатель без проблем найдёт описание подобного оружия в Интернете.

И последнее: это простой рассказ, над ним не нужно думать. Я не стремился написать что-то высокоинтеллектуальное или высокодуховное, я просто отдыхал.

Фотограф

Где-то там, в толпе, меня ищет Фотограф. Он протискивается между разгорячёнными телами, проталкивается, извиняется перед кем-то, но не прекращает искать. На его груди болтается «Лейка» пятьдесят четвёртого года, лучший в мире фотоаппарат; Фотограф никогда не променяет его ни на какой другой. Он наготове: едва заметив в толпе мою фигуру, моё лицо, он тут же начнёт снимать: один кадр, два, три, четыре – и так до окончания плёнки, щёлк-щёлк-щёлк до бесконечности. Потом он будет лихорадочно менять плёнку, и снова щёлкать, и снова менять плёнку, и снова снимать.

Люди празднуют, люди бегают по улицам и радостно кричат, они подбрасывают в воздух мишуру, взрывают хлопушки с конфетти, толпа – такая разноцветная, шумная. Фотограф ищет меня в этой толпе, потому что не знает, как найти меня иначе.

* * *

Я родился в Берлине. Часть, к которой был приписан мой отец, базировалась в Германии в течение года, а потом её перекинули на территорию нынешней Молдавии. Тем не менее, пусть я и был совсем крошечным, я помню, что люди постоянно упоминали в разговорах какую-то стену. Спустя много лет я понял, что речь шла о знаменитой Берлинской стене, этом уникальном символе диктатуры. В Молдавии мы жили в течение одиннадцати лет, очень долго. А потом отец вернулся в Германию, и мы с матерью, конечно, отправились с ним. Стены уже не было. Германия стала совсем другой.

Я родился гермафродитом. Это звучит страшно, но на самом деле всё зависит от грамотного отношения родителей и врачей. С раннего детства я знал, что я – не такой, как все, и знал, что эту тайну никому нельзя раскрывать. Чаще всего гермам делают операцию почти сразу после рождения. И в девяноста процентах случаев это операция по превращению герма в девочку. Конечно, гораздо проще отрезать рудиментарный член и организовать более или менее достойное влагалище, чем удалить женские элементы и настроить мужское достоинство на нормальную работу. А потом у такой девочки возникает тяга к другим девочкам, потому что изначально она была задумана природой как мужчина, просто что-то пошло не так. Повторные операции по перемене пола для гермов почти всегда невозможны, по крайней мере опасны. Человек остаётся несчастным на всю жизнь.