Вдохновенные искатели - [27]

У сотрудников экспедиции было много оснований чувствовать себя с Латышевым не очень хорошо. Даже в пору болезни он оставался суровым и непонятным для них.

– Я прошу не ухаживать за мной, – заявил он сотрудникам. – Оставьте меня одного.

Так пролежал он до выздоровления, молчаливый и строгий.

Миновали три года.

Прежде чем снова приехать сюда, исследователь решил подобрать себе помощника. Его выбор не всегда был удачен; теперь, казалось, он с Александрой Петровной сработается, она сумеет со временем стать его правой рукой.

– Я рассказывал уже вам, – признавался он ей, – как трудно мне ладить с сотрудниками. Им мерещатся экспедиции к морским берегам, счастливые дни в купанье, прогулках и флирте, а я их сюда привожу. Отбудет помощник свой срок, и калачом его ко мне не заманишь. Другого обучишь, намаешься с ним – опять то же самое повторится.

– Я охотно поехала бы, но я боюсь комаров и москитов, вы, – говорила она ему также на «вы», – видели, как они меня изводят. Притом ведь я могу заболеть там пендинкой.

– Можете, конечно, но с непривычки все кажется ужасным и страшным. Во мне сидят пять штаммов малярии – кушкинский, кавказский, кулябский, персидский и закавказский – и три штамма возвратного тифа. К этому привыкают, и очень легко. Что касается пендинки, мы привьем вам ее здесь еще, до отъезда. Поступим так, как багдадские жители: они прививают своим детям куда-нибудь гной из язвы больного и этим предупреждают уродство лица.

Пример обитателей Багдада не вдохновил ее на подвиг, она почуяла угрозу и поспешила отодвинуть ее.

– Не будем торопиться, не надо. Может быть, обойдется…

– Вас смущает, я вижу, – счел он себя обязанным ей разъяснить, – грубость метода. Скажете, что точно так же тысячи лет назад прививали себе оспу индусы и китайцы, черкесы и грузины. Они расцарапывали себе кожу и накладывали на ранку тряпочку, смоченную гноем больного… Опасное предприятие, не спорю; у них не было вакцины против оспы, как нет ее у меня против лейшманиоза. Я могу вас заразить, возложив всю ответственность на ваш организм.

* * *

Было решено, что Александра Петровна поедет с мужем для пробы на одно лето.

Некоторое время спустя Латышев положил на стол стопку книг и сказал:

– Готовьтесь стать паразитологом. Не вздумайте полагаться на других.

Это значило, что Александру Петровну никто обучать не станет, ей придется самой пройти курс.

– Не будьте слишком требовательны, – полушутя, полусерьезно просила его жена, – помните, что я врач и биологией давно не занималась.

Научный предмет, который Александре Петровне предстояло изучить, имел небольшую историю.

В 1885 году отряд русской армии, наступавший в долине Мургаба, вблизи города Пенде, был поражен неизвестной болезнью. Тела солдат покрывались множеством язв, которые причиняли больному острую боль. Болезнь возникала в пустыне, где не только людей, способных передать солдатам заразу, но никакой жизни вообще летом нет.

В долину Мургаба прибыл немец-ученый: он проделал ряд опытов, заражал лошадей, баранов и кур, исследовал воду – и пришел к заключению, что болезнетворное начало кроется в воздухе. Доказательством служило то обстоятельство, что части тела, обычно прикрытые одеждой, не поражались вообще. Страдали главным образом открытые места. Правда, в некоторых случаях наблюдались раны и на щиколотках ног, закрытых голенищем, но это только подтверждало идею открытия: кто не знает, что процесс передвижения вызывает засасывание воздуха в сапог. Средством лечения ученый предлагал прижигания. «Каленое железо, – советовал он, – необходимо применять энергически. При боязливом применении его язвы только раздражаются и оттягивается момент заживления».

Шесть лет спустя ординатор Ташкентского военного госпиталя Боровский открыл возбудителя язвы, поразившей солдат у города Пенде и поэтому названной пендинской, а военный врач Шульгин, подтвердив это открытие на клиническом материале, написал в газете «Русский врач»: «Я склонен считать, путь внедрения заразного начала в тело тот же, который признан для болотной лихорадки, т. е. возбудитель имеет промежуточного хозяина – комара или другое какое из ночных кусающих насекомых…»

Американский ученый Райт, столкнувшись позже с этой болезнью, назвал ее именем полковника санитарной службы Лейшмана – лейшманиозом, а возбудителя ее лейшманией.

Последующими работами ученых был найден и переносчик возбудителя – москит вида папатачи. В его желудке микроорганизм проделывает цикл развития, перемещается в глотку и неведомым путем поражает людей. Как попадает паразит в организм москита и переходит от него к человеку, установить не удалось. Все попытки убедиться, что заражение производится укусом, ни к чему не привели. Осталось также неизвестным, куда девается возбудитель, сидящий в моските, когда насекомое к зиме погибает. Сохраняется ли инфекция в теплокровном животном на время исчезновения переносчика или москит передает микроб потомству, оставляя после себя зараженные яйца, и новое поколение является на свет способным заразить человека?

Такова история научного предмета, которым занялась жена и помощница Латышева. Вскоре после приезда в Каракумы, едва кончились хлопоты по оборудованию лаборатории, исследователь торжественно заявил: