Вдохновенные искатели - [19]

Пусть будет так, она не станет спорить. Но что он думает о прерывистом орошении?

Мираб не сразу ответил. Он покачал головой, и на желтом лице его – лице хронического малярика – отразилась чуть заметная улыбка.

– Этого делать нельзя, – сказал он. – Рис должен днём пить, а ночью плакать, иначе не будет семян. С наступлением вечера, когда жаркое солнце уходит и влага на рисе перестает испаряться, она, словно слезы, каплями падает в воду. – Старик возвел поэтический образ в биологический закон.

Не припомнит ли мудрый мираб – не было ли случая, когда поля из-за засухи надолго оставались без воды?

Случалось. Он помнит.

– Погибал ли тогда урожай?

– Нет, не погибал, бог отводил несчастье.

– Значит, рис врелленами выживает и без воды?

– Выживает, конечно, – соглашался мираб, – когда богу угодно. Для него нет ничего невозможного. В небесах много милости, но зачем их без нужды искушать?

Человеческая речь – хваленый инструмент духовного единения человека – сейчас не связывала, а разъединяла их. Тогда Петрищева прибегла к логике фактов, тождественной с чудом для неискушенного ума. Она повела старика на рисовое поле, склонилась с ним над водой и приобщила его к тайнам паразитологии. Из этих открывших наружу дыхательное отверстие червяков, лежащих параллельно поверхности воды, со временем выйдет комар. Пусть почтенный мираб зачерпнет их побольше в сосуд, обвяжет марлей посуду и унесет ее домой. Через несколько дней сосуд будет полон комаров, от червячков лишь останутся шкурки.

То, что позже случилось, привело мираба в изумление. Никто к завязанной посуде не прикоснулся, об обмане не могло быть и речи, и все-таки над водой появились комары. Он видел собственными глазами, как спинка куколки лопалась и в толстой части ее из щели высовывалась голова кровососа. Некоторое время вновь рожденная тварь, точно мачта, возвышалась над блестящей шкуркой-ладьей.

Снова Петрищева пришла в кибитку мираба, чтобы силой фактов сломить старика. Она не задавала больше вопросов, не ждала ответов от него. В темных углах кибитки хозяина она набрала комаров и, сравнивая их с теми, которые не вылетели еще из сосуда, сказала:

– Взгляните, как разны они: одни мелки и прозрачны, другие крупны и полнокровны. Выпустите вновь рожденных, и они, напившись вашей крови, станут такими же, затем вечером или ночью отложат на рисовом поле яйца, опять напьются крови и снова подарят вам кучу яиц. Нет возможности счесть, сколько зла они приносят. Плодливая хищница на своем коротком веку может дать до шести поколений потомков, отложив за два месяца существования до двух тысяч и более яиц.

Это не все. Петрищева просит старика прийти к ней сегодня в лабораторию, где она самую болезнь покажет ему. Беда перед ним встанет живой.

Старик пришел – и убедился. У него на глазах извлекли желудок комара и дали ему увидеть паразита под микроскопом.

– Сейчас я покажу их вам, – сказала она, – еще в одном месте.

Она взяла препарат капельки собственной крови, заготовленный заранее, и мираб убедился, что паразиты, им виденные в слюне комара, гнездятся также в ее крови… Счастливая мысль доказать старику гибельные свойства переносчика совпала с приступом у нее малярии. Как всегда в таких случаях, она проверила свою кровь и нашла в ней молодые формы плазмодия.

Старейший мираб примкнул к агроному и заведующему водным хозяйством. Он обходил с Петрищевой поля, обращал ее внимание на то, где больше и меньше личинок, и громко сетовал на судьбу, порождающую подобную мерзость.

Только теперь Петрищева рискнула собрать самих производителей риса – дехкан района. Они были подготовлены свидетельствами мираба, заведующего водным хозяйством и агронома. В один из вечеров дехкане собрались в обширном дворе, уселись на скамьях, и тотчас над ними тучей нависли комары. Они безжалостно язвили и кусали людей, подкрадывались и не спеша пили кровь своей жертвы. «Ученая женщина», как ее здесь окрестили, зажгла противокомариные свечи, расставила их вокруг, и насекомых не стало. Аудитория откликнулась на «чудо» восхищением и благодарностью. На столе появились раскрашенные таблицы и картины, изображения личинок и куколок, о которых им так много мираб говорил, рисунок багрово-синей селезенки, распухшей от внедрившейся в нее болезни, и изображение юноши-малярика с желтым, страдальческим лицом. То, что говорила Петрищева, казалось непостижимым, но ей нельзя было не верить – старейший мираб все это подтверждал.

Еще одна встреча с людьми в райсовете, короткая беседа с пограничными властями – и желанная свобода действий была у нее в руках.

* * *

Борьба была трудная, потому что взволнованное сердце воевало с упрямым и холодным рассудком. Руки рвались к труду, к решающей схватке с врагом, обитающим на рисовом поле, а сомнения вставали стеной. Их было так много, что Петрищева теряла им счет. Она строила планы, отказывалась от одних и принимала другие, все больше убеждаясь, что позволила себе слишком много. Задуманное дело серьезно и сложно и, видимо, ей не по плечу.

«Ну чего тут мудрить, – подсказывало ей горячее сердце. – Спустим воду с полей, выждем, пока личинки погибнут, и снова обводним участок. После короткого перерыва процедуру снова повторим. Ничего сложного, все давно предусмотрено множеством опытов, проверено другими в различных местах».