Вдали от берегов - [68]

«Чем я заслужил это?» — думал он.

Впрочем, это не было для него загадкой. Он знал, что виной всему — его слабость.

Проклятое, ненавистное малодушие! Дафин был уверен, что родился таким, и, возможно, был прав. Он всегда невольно съеживался, когда кто-нибудь повышал голос, всегда уступал дорогу, а если на него замахивались, терял присутствие духа. Сила и грубость пугали его. Он ненавидел свою слабость и трусость и скрывал их, считая страшнейшим позором. Ни разу в жизни он не совершил смелого, мужественного поступка, и это тоже приводило его в отчаяние. Единственным утешением было то, что никто не догадывался о его малодушии. Все считали его застенчивым, мягким и воспитанным юношей, но вовсе не трусом.

А теперь все открылось, люди увидели его истинное лицо. Особенно стыдно и больно было сознавать, что этими людьми оказались его же товарищи.

«Не все рождаются сильными, — думал он. — Но некоторые, родившись слабыми, преодолевают свою слабость».

Он прочел немало книг и находил в них кое-что созвучное себе. Он хорошо знал, что есть силы более властные, чем страх и слабость. Сознание может победить страх. Любовь сильнее страха, сильнее всего на свете. Вера тоже может победить страх и поднять человека до вершин могущества.

У него было все — и сознание, и вера, и любовь. И все же он не мог справиться со своей слабостью. Может быть, для этого просто не представлялся удобный случай? Нет, таких случаев было много! Но лишь однажды в жизни он показал себя сильным. Только однажды!

Когда он кончал гимназию, ему накануне Первого мая поручили разбросать в своем квартале листовки. Он был не один — его познакомили с гимназисткой, которая должна была помочь ему в этом опасном деле.

Дафин встретился с девушкой около полуночи. Как было условлено, он взял ее под руку, чтобы встречные шпики и полицейские могли принять их за влюбленную парочку. Сердце у него замирало, душа уходила в пятки, ему казалось, что за каждым углом притаилась засада, что каждый прохожий — полицейский агент. Вот сейчас, за следующим поворотом, их остановят, обыщут, поведут в участок…

Дрожащей рукой он бросал листовки за заборы домов, опускал в почтовые ящики, и лицо у него, наверное, было бледнее поднявшейся в небе луны.

А девушка спокойно, как ни в чем ни бывало, шла рядом.

Дафин поглядел на нее. Лицо у нее было оживленное, немного лукавое, задорные огоньки сверкали в глазах.

Что-то больно кольнуло его в сердце. Что же это такое? Он дрожит от страха, а девушка весела, радостна, горда тем, что ей доверили такое опасное дело! Неужели она настолько сильнее? Или, может быть, просто не сознает всей опасности?

На минуту он даже забыл про свои страхи и стал осторожно присматриваться к ней. Это была хрупкая девушка, с умным остреньким лицом, зеленоглазая, шустрая, симпатичная, с узкими плечиками и худыми мальчишескими ножками. Ее взгляд искрился весельем и жизнерадостностью — неразлучными спутниками сильного человека. Каково ей будет, если попадет в участок? Ничего нет страшнее для девушки, чем попасть в логово к зверям!

«Тебе совсем не страшно, правда?» — вдруг спросила она.

«Мне? — воскликнул он. — Что за глупости!»

В то же время волна жгучего стыда обдала его, как кипящей водой. Пусть случится все, что угодно, лишь бы она не догадалась о его состоянии! Все, только не это!..

Он поднял голову, шаг его стал тверже, глаза заблестели. Рука уже не дрожала, когда он разбрасывал листовки, а при встрече с прохожими он не съеживался.

Наконец-то, наконец он освободился от страха!

«Значит, страх можно побороть, — размышлял он. — Так или иначе, но можно. Чувство стыда сильнее страха, важно только, чтобы оно победило!»

— Бери весло, товарищ!..

Дафин вздрогнул. Он понял, что слова относятся к нему, и почувствовал в них скрытую насмешку.

«Товарищ…»

Он встал и занял освободившееся на скамейке место. На другом краю сидел Ставрос.

Дафин с силой налег на весло. В этот миг лодку быстро подняло на гребень набежавшей волны, и он случайно встретился глазами со студентом. В открытом взгляде чувствовалась искренняя теплота, сочувствие, доверие…

«Вы еще увидите! — подумал Дафин. — Вы еще поймете…»

Что увидят? Что поймут?

В тот миг он сам еще не знал, но ощущал, как какое-то сильное, властное чувство вдруг хлынуло в душу.

Лодка упорно продвигалась по тяжелым волнам моря. А небо оставалось ясным, без единого облачка, и воздух был неподвижен.

4

Только к четырем часам мотающейся по волнам лодке удалось приблизиться к фелюге.

Море расходилось, тяжелые массивные волны то поднимали лодку, то с размаху бросали ее в водяные ямы.

Высокие мачты фелюги качались перед глазами. Порой она исчезала из виду, потом вновь появлялась, длинная, плоская, черная, со штабелями мешков вдоль бортов.

Уже минут десять далматинец, держась за нос лодки, следил за фелюгой. Его застывшее в напряжении лицо становилось все более озабоченным, смутное беспокойство появилось во взгляде.

Они были сейчас метрах в ста от фелюги, но на палубе не было видно ни души, никакого признака жизни. Мертвая черная фелюга покачивалась среди моря, хотя на мачте не висело никакого знака, говорившего об аварии или повальной болезни.