Вдалеке от дома родного - [52]

Талан флегматично посмотрел по сторонам и ушел в свою комнату, к старшим, а Петька, удивленный непонятным шмыганьем и перешептыванием в коридоре, пожал плечами и отправился к себе. Ему чертовски хотелось поскорее завалиться в постель: все–таки устал сегодня по–настоящему, хоть и поспал днем на сене.

В комнате все ребята были в сборе. И уже пододеялами. Но не спали.

— Явление последнее! — громко хохотнул Жорка Янокопулло. — Как тебе это нравится? Подумаешь, расквакались!

— Кто? — спросил Петька, плюхаясь на топчан. — Кто расквакался и что мне должно нравиться?

— Да все эти фигли–мигли…

— Он же не в курсе, — сказал Ленька Муратов. — Он сено жевал!

— Ну вас к черту. Петька начал раздеваться. — Шебуршите, как тараканы, а у меня руки болят и спина тоже. Что у вас тут — всеобщее сумасшествие? Или незнакомый клоп укусил?

— Они по–о–пались! — ехидно проблеял из–под одеяла Жорка и задрыгал ногами, отчего оно сбилось ему на голову и он заглох.

— Влипли, — уточнил баском Жан Араюм. — Не повезло, — буркнул Вовка Рогулин.

— Трепачи, — разозлился Иванов. — О чем вы? Кто влип и во что? Ничего не понимаю. Можете вы объяснить по–человечески?

— Юрке Смирнову уже с полчаса у директрисы шею мылят. Говорят, он Юльку из девятого «А» целовал… Кто–то увидел и разболтал. Вот и влип Смирнов. Теперь попробуй вылипни!..

В комнату вошел Володька Новожилов — одноглазый паренек из комнаты старших. Видел он неважно, зато слух имел отменный и хорошо играл на шестиструнной. Вот и сейчас у него в руках была гитара.

— Умолкни, Грек! — сказал он строго, — Не звони, когда не знаешь, в чем дело.

Новожилов прислонился спиной к прохладному железу круглой печки, взял тихий аккорд и запел грустно и чуть слышно:

Луна озарила зеркальные воды…

— Э-эх, темнота! — вздохнул он затем. — Целовались они — это верно. Так у них же любовь! Как у Ромео и Джульетты, только без смертельного исхода… Лю–бовь, — повторил он по слогам нежно и осторожно, будто боялся забыть это слово. — А. вы «ха–ха» да «го–го». Понятия у вас нет!

У Петьки «понятие» было. «Я ведь тоже люблю, — думал он, засыпая, — только мне никогда не приходило в голову попробовать поцеловать ее. Мне всегда было уже хорошо оттого, что она рядом и разговаривает со мной. Наверное, это совсем не обязательно — целовать, когда любишь…»

Прыжок

Осень, как это бывает почти всегда, подкралась незаметно. Зарябил желтый и красный лист в лесу, пожухла трава полевая, поник, запечалился о чем–то седой ковыль в степи. Все чаще поднимались с озер и уходили в потускневшее нёбо окрепшие за лето молодые утиные; стаи — пробовали перед отлетом силу своих крыльев. Ночи стали черней, звезды — меньше и выше.

Но погода стояла хорошая, добрая. В меру прохладная и почти без дождей. Днем небо еще часто бывало синим, пронизанным солнцем, и, подхваченные легкими воздушными потоками, летели над селом, над полями и лесами серебристые паутинки с крохотными, но храбрыми паучками–воздухоплавателями…

В один из таких прохладных ясных дней интернатовцы снова вышли на колхозное поле — копать картошку.

На старых, но крепких еще телегах подвезли лопаты, мешки, корзины да десятка два железных граблей — сгребать после копки картофеля ботву в кучи, чтобы не засорять поле.

Расставив по полю большие плетеные корзины и разобрав лопаты, ребята с шуточками да прибауточками принялись за дело. Мальчишки копали, а девчонки выбирали картофель из земли и бросали его в корзины. Когда корзины наполнялись доверху, их относили на край поля к дороге, где стояли колхозные телеги, и ссыпали картошку в мешки.

— Слава богу, дождя нет, — сказала одна из пожилых баб–возниц. — И копать легче: землица к лопате не липнет, и продукт сухой…

Сначала работали споро, но с каждым часом все реже раздавалась чья–нибудь шутка, все медленнее сгибались и разгибались мальчишечьи и девчоночьи спины. Ладони горели и с трудом держали черенок лопаты. Когда наступило время обеда, все облегченно вздохнули и снова повеселели. Развели два небольших костра (десятка полтора березовых полешек привезли с собой, да и хворосту хватало — лес был совсем рядом) и стали печь картошку…

Эх, жареной бы сейчас, на сливочном маслице! — мечтательно произнес Юрка Талан.

— Ничего, и печеной обойдешься, — пробасил Араюм.

Когда картошка испеклась, ребята позвали воспитательницу, которая доставала из телеги какой–то узел:

— Мария Владимировна, мы вас ждем! I

— Сейчас, мальчики, сейчас! Пока она шла к костру, девчонки расстелили на земле чистые, еще не использованные мешки — и сидеть не грязно, и вместо скатерти сойдет.

В узле, который принесла Мария Владимировна, были хлеб, соль, бутыль конопляного масла и несколько мисок. Хлеб, соль и картошку поделили, масло разлили по мискам, и «пиршество» началось.

Ох, и вкусна же была печеная картошка, которую, прежде чем отправить в рот, разламывали пополам и 1 обмакивали в душистое конопляное масло! j

Хорошо поработав на свежем воздухе, ребята изрядно проголодались и теперь небогатую свою еду уплетали вовсю. С ними вместе обедали две немолодые уже колхозницы.

— От жизнь пошла, — вздохнула одна, — гостей работать заставляем!