Вчерашнее завтра: как «национальные истории» писались в СССР и как пишутся теперь - [29]
История современной Молдавии также не была исключением. Одна из популярнейших идеологем, которая насаждалась Народным фронтом, сводилась к тому, что аннексия территории Молдовы была совершена правительством Российской империи. Наиболее дискутируемыми и политически актуальными для молдавской исторической науки, на которую, ко всему прочему, особое внимание оказала румынская историческая наука, стали события 1812, 1918, 1940 годов, оценка которых превратилась в своего рода «лакмусовую бумажку» для определения политической ориентации автора. Трактовка присоединения Бессарабии к России в 1812 году по условиям Бухарестского мирного договора России и Турции приобрела широкий диапазон оценок: от аннексии и грубого попрания норм международного права до освобождения от турецкого ига и исполнения вековых чаяний населения Молдавии>{79}.
Особенностью национальных историй стала повсеместная сакрализация постреволюционного периода после падения Российской империи, когда окраины провозгласили себя независимыми республиками. В Литве, к примеру, более не отмечались 1 и 9 мая, 23 февраля и 8 марта, а важнейшими государственными праздниками стали 16 февраля — День провозглашения независимости — создание Литовской Республики в 1918 году, 11 марта — День восстановления независимости, 13 января — день защитников Телецентра.
Дни создания Первой республики были объявлены государственными праздниками в Азербайджане, Грузии, Литве, Латвии и других странах постсоветского пространства. Например, в Грузии День провозглашения Первой республики — 26 мая — стал важнейшим государственным праздником страны. В специальном указе по случаю 80-летней годовщины ДРГ президент Грузии Э.А. Шеварднадзе подчеркнул, что эта дата — «одна из важнейших вех 3000-летней истории грузинской государственности». Отмечая преемственность между Первой республикой и нынешней державой, он отметил, что «те важные цели, к которым Грузия стремится на пути строительства сильного, демократического, правового государства, органически связаны с целями и идеалами, признанными и конституционно утвержденными провозглашенной 26 мая 1918 г. Демократической Республики Грузия»>{80}.
Сакральное отношение к периоду независимости республик после 1917 года побуждает общественность к новому мифотворчеству. Еще в мае 1989 года был обнародован и принят окончательный вариант широко обсуждавшейся научной общественностью «Государственной программы по истории Грузии», которая предусматривала утверждение новых подходов к ее исследованию, преподаванию и популяризации. Она указывала на необходимость «пересмотра и уточнения исследовательских планов научных учреждений и учебных заведений», причем, если в области древней и средневековой истории предусматривалось лишь «расширение всесторонних исследований», то в отношении исследования истории Грузии новейшей и предреволюционной эпохи требовалась «коренная перестройка». Историки стремительно начали изучать историю трехлетнего (1918–1921) существования Демократической Республики Грузия, к которому был прикован общественный интерес и на изучение чего существовал социальный заказ. Для работ этого направления была характерна явная идеализация ДРГ как страны, сумевшей достичь впечатляющих успехов в утверждении социального и национального мира. Однако в эту идеализированную схему явно не вписывались известные факты социального недовольства трудящихся: неоднократные демонстрации и забастовки, карательные операции войск ДРГ по подавлению восстания в Южной Осетии в 1920 году и их силовое присутствие в Абхазии.
Рассуждая о «войне топонимов», переименованиях улиц с историческими названиями и именами в Грузии, Ю.Д. Анчабадзе обращает внимание на «полное изгнание» из языка некогда широко распространенного в грузинской исторической литературе топонима Южная Осетия, который заменяется словосочетанием Цхинвальский регион (если авторы трактуют современные проблемы), или же средневековыми грузинскими Самачабло или Шида Картли (если речь касается исторического контекста). В качестве основной причины замены называется «искусственность», «изобретённость» наименования Южная Осетия, введенного большевиками для того, чтобы оправдать образование в 1921 году в Грузии Юго-Осетинской автономной области (по другому мнению — еще царскими чиновниками, чтобы расколоть территориальное единство Грузии)>{81}.
Этот же процесс примечательным образом происходил в Армении, где города, улицы и районы с азербайджанскими названиями начали переименовываться. Причем это касалось не только населенных пунктов, названных именами азербайджанских революционеров (например, Азизбекова), но и просто тюркских топонимов в изобилии присутствовавших в Армении и Карабахе. Новому обычно давались армянские названия, иногда «арменизировались» прежние»>{82}.
Во всех республиках постсоветского пространства произошла реставрация символики, являвшейся национальной в те исторические периоды, когда государства постсоветского пространства считали себя независимыми. На Украине во время Российской империи и СССР национальная символика запрещалась, а исторические культурные ценности, выступавшие в роли государственно-политических символов, были или уничтожены, или вывезены с территории Украины. Важность этномобилизующей и нациеконсолидирующей роли исторической символики понимали украинские интеллектуалы — историки и деятели культуры, которые в конце 1980-х — начале 1990-х годов начали обсуждать вопросы обретения украинцами «своей» исторической символики, ритуалов и церемоний, а также возвращения на Украину культурных ценностей. Все это использовалось для обоснования единства украинцев и всех регионов Украины.
