Вчерашнее завтра: как «национальные истории» писались в СССР и как пишутся теперь - [14]

В ряду самых заметных идейно-политических акций последнего периода войны — постановление ЦК ВКП(б) от 9 августа 1944 года «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации». В нём осуждалась идеализация местными историками Золотой Орды и популяризация тюркского эпоса об Идегее. Однако этим постановлением дело не ограничилось. В самом начале октября 1944 года в ЦК неожиданно всплывает вопрос, связанный с публикацией в казанском журнале «Совет Эдэбияты» ещё осенью 1940 года сводного варианта эпоса «Идегей» и статьи писателя Н. Исанбета «500-летие татарского народного эпоса — дастана Идегей».

В записке, подготовленной Г. Александровым и М. Иовчуком секретарю ЦК Г. Маленкову, с явным неудовольствием сообщалось о том, что номер этого журнала с начала 1941 года широко распространился в Татарии. Герой эпоса стал популяризироваться как герой татарского народа, хотя «он совершал опустошительные набеги на русские города и селения, увёл в рабство десятки тысяч русских людей». Попытки некоторых историков Татарии провести разграничительную черту между Идегеем историческим и Идегеем — героем эпоса, смягчающее остроту вопроса заключение Бахрушина и Толстого о том, что это произведение не является эпосом какого-либо одного из народов Советского Союза, явно не удовлетворили авторов записки. Они предложили Маленкову следующий вывод: «Стремление некоторых татарских литераторов поставить эпос в один ряд с величайшими произведениями устного творчества народов СССР ничем не обосновано, так как эпос этот отражает далеко не прогрессивные исторические события. По своим идейным качествам он не может идти ни в какое сравнение с «Давидом Сасунским», «Калевалой» и другими, так как воспевает агрессивное государство — Золотую Орду, проводившую захватнические войны»^{22}.

Точка зрения авторов записки довольно быстро приобрела директивный характер. 28 ноября 1944 года бюро Татарского (Ж ВКП(б) приняло постановление о статье Н. Исанбета. Автора резко осуждали за «ошибку националистического характера» — «извращение истории татарского народа».

О том, какое значение придавалось в идеологических аппаратах Кремля золотоордынской теме, говорит и организованная по следам «антиордынских» постановлений сессия Отделения истории и философии АН СССР. Она была проведена в 1946 году совместно с Институтом языка, литературы и истории Казанского филиала АН СССР, существовавшим с 1939 года (до постановления ЦК 1944 года он именовался Татарским институтом языка, литературы и истории). Авторитетом высшего научного учреждения страны была подкреплена версия, согласно которой казанские татары являются прямыми потомками камских булгар, и отринуто представление об их золотоордынском происхождении^{23}.

Идеологической машине большевизма не откажешь в точном выборе целей. История отношений Руси со Степью, монголо-татарского ига, соответственно, взаимоотношений Московии с возникшими после распада номадического образования Чингизидов тюркско-мусульманскими государствами на территориях от Волги до Крымского полуострова является не только достоянием историографии. Она весомо представлена в памяти поколений. Сплотка «русский-татарин» (инвариант: «русский, православный — восточный человек, мусульманин»), присутствующая в историческом сознании в виде невралгического узла, обслуживает процессы этнокультурной идентификации народов на всём срезе социума. От низов до интеллектуальных и политических элит. Легенда Золотой Орды в тюрко-татарской ментальности «отвечает» за идею «возрождения» культуры, языка, политической жизни, государственности, наконец. В восточно-славянских культурных архетипах ордынец, ассоциируемый в Новое время с понятием «татарин», остался смутным воспоминанием о враге, басурманине, посягающем на этнокультурные основы и уклад жизни.

Антинациональная направленность была характерна и для знаменитых «дел», связанных с коллективными трудами «История Казахской ССР с древнейших времен до наших дней» (редакторы А. Панкратова и М. Абдыкалыков) и «Очерки истории Башкирской АССР». ЦК КП Казахстана, отчитываясь перед Москвой за состояние идеологической работы в Казахской партийной организации, поспешил — в свете итогов известного совещания по проблемам исторической науки (май-июнь 1944 года) — осудить однобокость оценки присоединения Казахстана к России. Историки обвинялись в том, что они не учли исторической обстановки, сложившейся в Казахстане в момент его присоединения к России, и «не показали по-настоящему прогрессивное значение вхождения Казахстана в состав Российской империи». Не провели четкое разграничение между «подлинными национально-освободительными движениями казахского народа» и «разбойничьими набегами казахских султанов и феодалов»^{24}.

Однако все старания казахских аппаратных работников упредить критику не помогли. Специальная проверочная комиссия из Москвы вынесла довольно жесткое заключение. В справке для Маленкова «Об ошибках и недостатках в идеологической работе в партийной организации Казахстана» члены комиссии не только повторили критические замечания казахских коллег, но и добавили к ним ещё изрядное количество других замечаний.